«Грузии повезло в том смысле, что все советское очень быстро разрушилось. Но разрушилась и наша целостность, и разрушилась система электроснабжения, образования, правоохранительных органов, не создалась новая система управления. Т.е., поскольку все было разрушено, то, в принципе, строительная площадка оказалась расчищенной»(1).
Это интересное признание президента Грузии Михаила Саакашвили следовало бы использовать в качестве эпиграфа к нашумевшей книге Ларисы Бураковой «Почему у Грузии получилось?».
Книга, конечно, в значительной степени основана на интервью автора с высшими функционерами режима Саакашвили, поэтому является, скорее, не исследованием, а отражением государственной пропаганды современной Грузии, направленной на улучшение собственного имиджа на постсоветском пространстве. Однако в рамках этой статьи мы не ставим целью собственно рецензирование книги, т.е. обсуждение вопроса, можно ли было сделать ее лучше, критично проанализировав апологию режима(2).
Наша цель рассмотреть материалы Бураковой, чтобы понять, почему у Грузии после «цветной революции» 2003-го так и не получилось создать собственную жизнеспособную социально-экономическую модель. Этот разговор будет логичным начать с обсуждения самих героев книги Бураковой, их поступков и идей.
Слово «революция» применимо к перевороту Саакашвили прежде всего на том основании, что оно действительно привело к радикальному обновлению состава властной верхушки за счет новых людей. Многие из них - грузинские эмигранты, получившие образование за рубежом (с. 38, 48-49). Самым одиозным примером «внесистемности» правительственного чиновника стало назначение на пост министра иностранных дел (2004-2005 гг.) Саломе Зурабишвили, французской гражданки и посла Франции в Тбилиси.
Кроме очевидного соображения о небезопасности передачи полномочий по руководству внешней политикой иностранному дипломату, а экономикой - иностранному бизнесмену, описанный «революционный» подход к кадрам имеет множество других недостатков. Главный из них – непрофессионализм большинства новых назначенцев, которые, даже обладая «профильным» образованием, лишены реального опыта административной работы, чисто прикладных навыков и знаний, опыта решения ряда специфических задач чиновника.
Новейшая история, конечно, знает подобные эксперименты, однако они проводились в весьма специфических ситуациях. Это касается, например, афганского правительства Хадайята Арсалы, известного как «правительство технократов». Оно преимущественно состояло из молодых эмигрантов, академических работников и бизнесменов, обладателей иностранных гражданств, слабо представляющих себе условия жизни на родине. Выбор, вернее его отсутствие, объяснялся в первую очередь отсутствием квалифицированных кадров, обескровленной гражданской войной 1990-х.
В Грузии, судя по собранным Бураковой отзывам, это создало весьма невысокую культуру планирования и обсуждения в госорганах, которая напоминает автору специфику «домашних» разговоров о политике. Можно сослаться на обсуждение ставки подоходного налога (с. 179), понимание необходимости трудового кодекса на уровне «если у нас не будет трудового кодекса, то через какое-то время у кого-нибудь возникнет желание его написать» (с. 189). Или вспомнить фразу Каха Бендукидзе при назначении на пост министра экономики: «Ну, знаете, министерство экономики, на мой взгляд, и не нужно особо. Главное, чтобы был человек, который понимает, что такое свобода» (с. 52).
Формат работы правительства дают возможность представить восторженные воспоминания Лили Бегиашвили о заседаниях кабинета министров: «Батони Каха доставал [на заседаниях правительства] свой большой мобильник с калькулятором и любой проект на нем просчитывал. Казалось, все уже решено, почти принял проект, но в конце поднимал голову Бендукидзе и говорил: «Там поставлена такая-то цифра. Она неверная, вот эта правильная цифра» И все начиналось заново» (с. 67).
Поражает не только сам факт того, что проектные расчеты приходилось проверять «на коленке» непосредственно на заседаниях кабинета, но и то, что чиновник, к моменту интервью успевший накопить некоторый опыт работы, все равно рассказывает этот эпизод с явной гордостью за бывшего начальника. Хотя он, скорее, крайне негативно характеризует и министра, и его подчиненных, готовящих проекты решений. Это наводит на мысль, что на 2010 г. описанные недостатки в работе все еще оставались типичными для власти, поэтому Бегиашвили просто не пришло в голову, что можно работать как-то иначе.
Грузинское «революционное» правительство - уникальный пример реализации на постсоветском пространстве чаяний оппозиционной интеллигенции, многие представители которой вырвались в большую грузинскую политику, будто из кухонь и гостиных, где шли ожесточенные споры о том, «как обустроить страну». Это отражение усталости постсоветской интеллигенции, желания «простых», «неклассических» и умозрительных решений.
Рискну предположить, что отсюда и та страсть к полиции и репрессивной политике, которую демонстрирует новая власть. Известно, что с 2003 по 2006 гг. численность грузинских заключенных на 100 тыс. населения выросла на 160%, к 2009 г. - на 210%. Причем, по данному показателю, страна обогнала многие государства, включая Азербайджан и Китай, и вышла на одно из первых мест в регионе и мире(3).
Не это ли продукт бесконечных кухонных разговоров постсоветского пространства о необходимости «наказания преступников», репрессий, лагерей, даже казней, о которых мечтали и мечтают многие, столкнувшиеся с незащищенностью от последствий краха СССР и социальных потрясений?
Отсюда же страсть к спорным решениям сложных проблем от либерализации трудового законодательства до метадоновой программы(4). Специалистов и опытных госслужащих эти меры вряд ли бы устроили, т.к. они понимали бы возможные проблемы реализации, нежелательные и непрогнозируемые последствия. Однако молодые функционеры режима Саакашвили пошли именно на эти сомнительные радикальные меры.
Ярким примером подобных радикальных мер, повлекших катастрофические последствия, стала реформа дорожной полиции: расформирование ГАИ и передача ее функций патрульной полиции (с. 71). За год аварийность на дорогах Грузии выросла на 38%. К 2007 г. она выросла в 2,3 раза, число жертв аварий - почти в 3 раза(5). Понятно, что власть хотела начать обширную кампанию по борьбе с коррупцией, но просто не смогла оценить последствия своих действий.
Впрочем, в ряде других областей ситуацию спасла бедственность «предреволюционного» положения страны, которое не смогли уже ухудшить никакие управленческие ошибки. В этом плане Грузии действительно «повезло», к моменту «революции роз» любое резкое и плохо подготовленное изменение государственной политики уже не могло нанести вреда на фоне существовавших «разрушений».
В чем же заключался новый курс администрации Саакашвили и что он дал стране? Мы надеемся вернуться к этому вопросу в следующем очерке.
Мендкович Никита Андреевич, историк, экономист, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА), специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
1.Л.А.Буракова Почему у Грузии получилось? М.: ООО «Юнайтед Пресс», 2011. С. 34.
2.К этой проблеме уже обращался в своих статьях Ф.И.Станевский Грузинские реформы и слон в кунсткамере // Новое Восточной Обозрение, 6 июля 2011. Его же Грузинские слон и либеральная логика Бураковой // НВО, 17 июля 2011.
3.Официальная статистика с сайтов UNODC и Edutube (тут и тут).
4.Ср.: «...практика показывает, что наркоманы не только не излечиваются от зависимости, но и нередко совмещают прием метадона с употреблением других (в т.ч. запрещенных), психоактивных веществ. Например, в сравнительном изучении эффективности налтрексоновой и метадоновой программ в городе Перт (Австралия) было обнаружено, что среди больных, находящихся на низкопороговой метадоновой программе, 72,7% злоупотребляют бензодиазепинами, 56,8% - опиатами, 54,5% - препаратами конопли, 9,1% - амфетаминами, 4,4% - кокаином… Понятно, что при таком положении дел назначение метадона не оправдывает себя ни в качестве средства предотвращения преступлений, ни как профилактика передачи инфекций. Поэтому отношение к заместительным метадоновым программам в мире далеко неоднозначное и в некоторых странах, ранее широко их поддерживавших (например - в Соединенных Штатах и Великобритании), их количество постепенно сокращается» (С.Б.Белогуров Стокгольмский опыт лечебной программы с метадоновой поддержкой // Наркозона).
5.Национальное статистическое управление Грузии. Буракова (с. 21) ошибочно сообщает о том, что число аварий в расчете на 1000 автомобилей сократилось. Заявленный властью рост числа автомобилей к 2007 г. в 1,5 раза явно не покрывал рост аварийности (Сообщение министра экономического развития Грузии Гиорги Арвеладзе // Регион-плюс, 25 апреля 2007).
Источник - тут
Комментариев нет:
Отправить комментарий