Чем на самом деле занимался в Советской России агент Сидней Рейли?
Подлинная история операции «Трест»
Не там, где летит эскадрон,
Не там, где ряды штыков,
Не там, где снарядов стон
Пролетает над цепью стрелков,
Не там, где раны страшны,
Где нации смерти ждут,
В честной игре войны, –
Место шпиона не тут.
Редьярд Киплинг Марш шпионов.
В летопись подвигов чекистов первого призыва операция «Трест» вписана золотыми буквами как несомненный и сокрушительный успех советской контрразведки. Однако неясного в этой, казалось бы, много раз рассказанной истории по-прежнему хватает. Ведь Дзержинский и его коллеги имели дело не с дилетантами – как же им удавалось годами морочить голову осторожному и изощрённому противнику, выдавая «легендированный» «Трест» за реальное антибольшевистское подполье? Да и в чём успех, спросим мы: в том, что «заманили» в ловушку сначала Бориса Савинкова, а потом Сиднея Рейли только затем, чтобы убить (первый, по официальной лубянской версии, покончил самоубийством, но и эта версия не спорит с тем, что причиной рокового прыжка в окно стало вынужденное «раскаяние»)? Но ведь убить их можно было и за границей. Какой прок извлекли драматурги и режиссёры этого спектакля из казни Рейли, который, останься он в живых, мог способствовать выходу Советской России из международной изоляции?
Большая игра
Специалист по истории русской революции профессор университета штата Айдахо Ричард Спенс, автор биографии Бориса Савинкова, опубликовал новую биографию Сиднея Рейли, описав жизнь «аса шпионажа» едва ли не по часам. Книга называется Trust No One – «Не верь никому». Так доктор Спенс перевёл латинский девиз, который Рейли поместил на своей именной почтовой бумаге: Mundo nulla fides.
К концу Первой мировой войны Сидней Рейли был преуспевающим бизнесменом. Ему удалось удачно конвертировать свой главный капитал – деловые связи в Европе и Америке. Он был вхож в кабинеты министров и глав правительств; ещё с довоенных времён сохранил прекрасные отношения с русским бизнесом, к тому же бегло говорил на нескольких языках. Всё это делало его незаменимым посредником при заключении многосторонних международных сделок. Он занимался пароходным фрахтом и фармацевтикой, нефтедобычей и табаком; значатся в его послужном списке и оружейные контракты.
Был ли он шпионом, да ещё нескольких разведок, как гласит расхожее мнение? В период своего пребывания в России в 1918 году он, бесспорно, был сотрудником британской разведки – Secret Intelligence Service, она же MI-6. Впоследствии он время от времени направлял SIS свои доклады, но жалованья не получал. Британская разведка относилась к нему с величайшим подозрением, справедливо полагая, что он не столько информирует её, сколько использует доступ к секретной информации в интересах своего бизнеса. В 1922 году он был формально уволен из разведки. Это не мешало ему поддерживать приватные дружеские отношения с директором SIS Мэнсфилдом Смит-Каммингом, руководителем русского отдела Полом Дьюксом и многими другими лицами из шпионского ведомства Его Величества. Неизменным покровителем и личным другом Рейли был Уинстон Черчилль, в то время – военный министр в кабинете Дэвида Ллойд Джорджа. Одной из главных проблем мировой политики начала 20-х годов был русский вопрос. Развалив Восточный фронт и заключив сепаратный мир с Германией, Россия лишила себя права на участие в послевоенном урегулировании в Европе. Объявленный большевиками дефолт по долгам царского и Временного правительств, национализация частной собственности, в том числе иностранной, и ленинский «Декрет о мире» оставили Россию с пустыми руками, на положении, которое лучше всего определяется современным термином «государство-изгой». То есть не признанное мировым сообществом, безответственное и пребывающее в глубокой изоляции.
Между тем страна голодала. Ей нужно было как-то подниматься из руин. «Энтузиазм масс», на который уповали Ленин и его соратники, угасал перед лицом нескончаемых испытаний, да и не мог энтузиазм заменить технологии, опыт и деньги. Расчёт на «мировую революцию» не оправдывался. Советская Россия отчаянно нуждалась в иностранных инвестициях. Большой международный бизнес равнодушен к идеологии. Он будет иметь дело с любым режимом, если получит страховку от политических рисков. Западные предприниматели, будучи свидетелями и участниками небывалого экономического подъёма России первых 13 лет ХХ века, жаждали вернуться в Россию. Они прекрасно понимали, что большевики не в состоянии выплатить долги. Речь шла – в точности как в первые годы России ельцинской – об их реструктуризации в инвестиционные проекты и концессии. Но для этого долги следовало признать.
Бывшие владельцы национализированных компаний сами оказались в тяжёлом положении: их никто не освобождал от ответственности, акционеры и кредиторы брали их за горло, требуя свои деньги назад. Русские промышленники-эмигранты во главе с Алексеем Путиловым объединились в группу Societe Commerciale, Industrielle et Financiere pour la Russie, известную под русской аббревиатурой «Торгпром». Они стремились не допустить сговора большевиков с западными правительствами за свой счёт. Сидней Рейли был уникальной фигурой в этой большой игре с огромными ставками. Волею судьбы и благодаря своей неисчерпаемой энергии он был знаком решительно со всеми игроками, включая непримиримых оппонентов – лидеров монархических эмигрантских организаций и высокопоставленных большевиков, таких как первый Народный комиссар внешней торговли Леонид Красин, прибывший в 1920 году в Лондон в качестве торгового представителя Советской России.
Из этих ключевых игроков никто всерьёз не верил в возможность насильственного свержения большевиков. Иное дело – естественная трансформация режима в результате экономического взаимодействия с Западом. Сегодня концепцией «вовлечения» (engagement) никого не удивишь. Но в начале 20-х годов это была свежая идея. Некоторые исследователи полагают, что её автор не кто иной, как Борис Викторович Савинков, близкий друг Сиднея Рейли, лидер «Народного союза защиты Родины и свободы», знаменитый террорист и заклятый враг большевиков. Пыл Савинкова отнюдь не угас, просто он трезво оценивал положение вещей. Он искал применения своим силам и своей любви к России. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его методы борьбы меркнут перед «красным террором». Понимали это и в европейских столицах – Савинков уже не мог рассчитывать на финансирование своего Союза в прежнем объёме.
Идею бескровной трансформации советского строя всецело разделял Рейли. В августе 1921 года он написал для британского правительства меморандум, в котором излагал сценарий ненасильственного переворота в России. Он интерпретировал провозглашённую Лениным в марте на Х съезде РКП(б) «новую экономическую политику» как признание провала прежнего курса. Вместе с тем, писал Рейли, на падение режима большевиков рассчитывать не приходится. Однако нуждающиеся в западной экономической помощи большевики могут пойти на определённую либерализацию режима. Запад должен потребовать упразднения ВЧК; исполнительная власть должна перейти в руки «умеренных» типа Алексея Рыкова и Леонида Красина. Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и другим сторонникам жёсткой линии должно быть «запрещено прямое участие» в управлении страной, однако гарантирован «личный иммунитет». По достижении этих первоначальных целей правительство следует расширить включением в его состав представителей других политических партий. При этом золотовалютные резервы страны должны поступить под контроль международного траст-фонда.
Премьер-министр Ллойд Джордж прочёл меморандум Рейли ровно в тот день, когда он принимал на Даунинг-стрит, 10, советского торгпреда Красина и обсуждал с ним проблему русского долга.
Кто вы, мистер Якушев?
Жизнь внесла коррективы в заманчивые проекты «короля шпионов». В ноябре 1921 года руководство русского отдела британской разведки пришло в необыкновенное возбуждение. Пол Дьюкс и Сидней Рейли принялись колесить по Европе, встречаясь с представителями различных эмигрантских организаций и с разбросанными по европейским столицам сотрудниками SIS, знакомыми с российскими делами. Причиной ажиотажа стал скромный чиновник Народного комиссариата путей сообщения Александр Александрович Якушев.
До большевистского переворота действительный статский советник Якушев служил в том же самом ведомстве, которое тогда называлось министерством. Оставшись не у дел, он вступил в Петрограде в подпольную организацию, впоследствии провалившуюся. Провал, впрочем, не затронул лично Якушева. Он переехал в Москву и поступил на службу в Наркомпуть. Есть основания полагать, что Рейли и Якушев были старыми знакомыми и питали общую страсть к хорошеньким актрисам: в конце 1917 года их видели оживлённо болтающими за кулисами московского Театра миниатюр в обществе примадонны Милочки Юрьевой. Авторы телесериала «Операция «Трест» прекрасно воспроизвели внешний вид Александра Александровича – пенсне, котелок, бородка клинышком. Они, однако, умолчали, что до Наркомпути Якушев работал советником у Троцкого.
Осенью 1921 года Якушев отправился в командировку в Швецию, Норвегию, Швейцарию и Германию. На обратном пути в Россию заехал в Эстонию, где встретился со старым другом, бывшим царским офицером с обширными связями в кругах русской эмиграции Юрием Александровичем Артамоновым. Якушев признался ему, что остаётся монархистом и что в Москве и Петрограде таких, как он, много. Якушев искал связи с единомышленниками на Западе. Бессмысленно пытаться сокрушить большевистский режим извне, убеждал он Артамонова; это дело внутренней оппозиции. Артамонов сообщил о встрече в Берлин в письме члену Высшего монархического совета князю Ширинскому-Шихматову. Будучи связан с английской разведкой, поставил в известность и её. SIS немедленно начала выяснять подробности.
В декабре от подпольщиков пришла новая весть. В Эстонии объявился человек по имени Виктор Колесников, отрекомендовавшийся Артамонову представителем организации, о которой говорил Якушев. Он впервые назвал её Монархической организацией Центральной России (МОЦР). Артамонов свёл Колесникова, на самом деле бывшего агентом ЧК, с Виктором Кияковским (Стецкевичем), с сотрудниками русского отдела SIS. Информация Якушева – Колесникова имела все признаки провокации. Это было ясно опытным сотрудникам SIS и в первую очередь Сиднею Рейли. Советские авторы, многократно описавшие «операцию «Трест», свято убеждены, что её изучают «в разведшколах всего мира». Вероятно, они видели учебники этих разведшкол. Западные исследователи, лишённые такой возможности, но зато изучившие все возможные источники, по сей день разгадывают загадку «Треста». Прежде всего, непонятна метаморфоза Якушева. Каким образом он превратился из Савла в Павла – из убеждённого монархиста в правоверного большевика? Разочаровался в монархизме? Но между разочарованием и участием в масштабной провокации ЧК «дистанция огромного размера». Ясно, что работал он по доброй воле: если бы его заставили, то, будучи «выездным», он при первой возможности остался бы на Западе и разоблачил коварные козни Дзержинского. Русский патриот, осознавший великое благо большевизма? Или один из здравомыслящих людей своей эпохи, веривших в постепенную, вынужденную демократизацию режима как единственную стратегию выживания? Но какая же связь между идеей эволюции режима и главной ролью в чекистской «операции «Трест»? В свою очередь, подозревая провокацию, Сидней Рейли чувствовал: заговор из мнимого может стать реальным. У него, как и у Якушева, были основания так считать.
Неудачная охота
В декабре, невзирая на протесты министра иностранных дел лорда Кёрзона, Рейли привёз в Лондон Савинкова. 10 декабря Рейли и Савинков обедали у Красина в советской миссии в Лондоне. После обеда Савинков и Красин уединились. Вскоре Савинков рассказал Черчиллю, ссылаясь на Красина, что в России его ждёт высокий и ответственный пост. Однако он согласен принять предложение лишь по выполнении трёх условий, как то: упразднение ВЧК, восстановление частной собственности и проведение свободных выборов. Красин якобы обещал довести эти условия до сведения Москвы. Версия Лубянки не очень расходится с версией Савинкова; она гласит: советский нарком сказал Савинкову, что «при условии прекращения подрывной деятельности он мог бы поступить на службу в представительство НКИД за границей, после чего должен был использовать своё влияние и связи на благо Родины».
После Красина и Черчилля Савинкова принял Ллойд Джордж. Уже 2 февраля 1922 года одно из пожеланий Савинкова паче чаяния исполнилось: Политбюро решило ликвидировать ВЧК. На её месте, правда, сразу выросло ГПУ.
Между тем в Москве и европейских столицах усиленно готовились к Генуэзской конференции (10 апреля–19 мая 1922 года). Рейли принимал деятельное участие в разработке масштабного проекта реструктуризации российских долгов. Параллельно он вёл в Париже конфиденциальные переговоры с Торгпромом. Русские промышленники опасались, что Запад в конечном счёте наплюёт на их интересы (в этом они нисколько не ошибались). Рейли убедил Путилова и бывших нефтяных магнатов Густава Нобеля и Степана Лианозова финансировать организацию Савинкова. На эти деньги Савинкову предстояло организовать покушение на жизнь членов советской делегации в Генуе. Из этих планов, однако, ничего не вышло. Террористы вели свою охоту в Берлине, но ни Радек, ни Бухарин, ни Раковский не появились там, где их ждали. В конце марта потерявший терпение Рейли примчался в Берлин выяснить, в чём дело. Савинков жаловался на неточную информацию. Рейли заявил ему, что теперь мишенью должен стать глава делегации Чичерин. Но и наркому удалось проследовать через Берлин 2–5 апреля неуязвимым. Савинков решил ехать в Италию. 13 апреля, через три дня после открытия конференции, итальянская полиция арестовала его и членов его группы. Благодаря вмешательству Бенито Муссолини арестованных депортировали во Францию.
Генуэзская конференция завершилась 19 мая провалом. На решительном отказе признать ответственность по долгам настоял Ленин. Незадолго до этого вождь мирового пролетариата перенёс операцию по извлечению из тела пули Фанни Каплан. 25 мая 1922 года его хватил удар. Это было начало конца. В Москве начиналась схватка за наследство. В начале 1923 года, после случившегося у Ленина второго удара, власть переходит к триумвирату Зиновьев–Каменев–Сталин. Ленин покинул Кремль и переселился в Горки. 11 февраля 1923 года Рейли встречается с Красиным, который собирается возвращаться в Москву и полон пессимистических предчувствий. 8 мая 1923 года британский министр иностранных дел лорд Кёрзон предъявляет Советской России свой знаменитый ультиматум. 10 мая молодой эмигрант Мориц Конради убивает в Лозанне Вацлава Воровского, который должен был заменить Красина. В январе 1924 года состояние Ленина ухудшилось. Мир с тревогой ожидал кончины вождя.
В начале 1924 года выборы в Великобритании впервые выиграли лейбористы во главе с Рамсеем Макдональдом. Демаршам Кёрзона пришёл конец. 1 февраля Макдональд признал советское правительство. За Лондоном последовал Париж.
Схватка с Железным Феликсом
Александр Александрович Якушев продолжал наезжать то в Берлин, то в Париж и соблазнять вождей эмиграции рассказами об инфильтрации членов «Треста» во все государственные структуры вплоть до самых вершин власти. Сведения эти, разумеется, нуждались в проверке. С этой целью ещё в середине 1923 года Савинков направил в Россию своё доверенное лицо – полковника Павловского. Тот был немедленно схвачен ГПУ и вскоре начал слать в Париж оптимистические донесения, из которых явствовало, что дела большевиков столь плохи, что антибольшевистскому подполью не хватает лишь вождя, чтобы взять власть в свои руки. Роль вождя, натурально, отводилась Савинкову – для этого он должен был приехать в Россию. 21 января умер Ленин. Каменев и Зиновьев немедленно начали атаку против Троцкого. До Рейли дошли слухи, что Троцкий будто бы готовил военный переворот. Звезда Дзержинского взошла: уже 2 февраля, помимо ОГПУ, он стал председателем Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Трудно было подобрать на этот пост более неудачную кандидатуру. Железный Феликс ничего не понимал и не желал понимать в экономике. Его заместителем по ВСНХ стал, в дополнение к посту заместителя председателя ОГПУ, Генрих Ягода.
В феврале 1924 года Рейли сообщил Савинкову, что у него через бывших коллег в SIS появились интересные материалы о России. Материалы эти говорили о том, что Дзержинский и Зиновьев считают воззрения «экономистов» во главе с Красиным опасной ересью и полны решимости искоренить её, однако проблема в том, что в группе этой состоят видные чекисты. Дабы упрочить свои позиции, Дзержинский намерен интенсифицировать «красный террор».
Рейли и Савинков никогда не были вполне откровенны друг с другом. Оба питали серьёзнейшие подозрения в отношении «Треста». И оба делали вид, что принимают байки Якушева за чистую монету.
В марте Савинков сообщил Рейли о желании поехать в Россию. Эта новость вкупе с обещанием Рейли содействовать возвращению могла стать неожиданным подарком для ОГПУ; как свидетельствуют документы, на такую удачу Лубянка вовсе не рассчитывала.
15 марта Рейли сообщил Савинкову, что по неотложным делам должен ехать в Нью-Йорк. Однако в Нью-Йорке он не появился. Он словно провалился сквозь землю примерно на два месяца. В 1927 году бывший сотрудник советской миссии в Лондоне заявил в своих показаниях Скотленд-Ярду, что собственными глазами видел Рейли в 1924 году в Москве возле Большого театра.
Дзержинскому всюду мерещилась угроза. «Операция «Трест» сильно беспокоила его. Организация разрослась, её становилось всё труднее контролировать, Якушев и его «правая рука» Опперпут не были настоящими чекистами и всякую минуту могли переметнуться на сторону врага. В 1924 году петроградская ячейка МОЦР и впрямь временно вышла из-под контроля ОГПУ. Аресты и казни бывших офицеров и предпринимателей были поставлены на конвейер.
Летом того же года Савинков наконец принял роковое решение. 10 августа он выехал из Парижа через Берлин в Варшаву, откуда через «окно» перешёл советскую границу, после чего был арестован в Минске. Уже 27 августа начался открытый судебный процесс, который 29-го закончился вынесением смертного приговора.
3 сентября Рейли направил длинное письмо в одну из британских газет в ответ на редакционный комментарий к процессу Савинкова. Называя себя одним из «самых близких друзей и преданных последователей» Савинкова, он настаивал на своём праве защитить честь московского пленника. По мнению Рейли, суд над Савинковым был актом «колоссальной клеветы» и «гнуснейшей из большевистских «уток». Все савинковское дело, утверждал Рейли, – не что иное, как фальсификация. Все свидетельства и здравый смысл, писал он, говорят, что «Савинков был убит при попытке перейти русскую границу, и ЧК инсценировала ложный процесс с одним из своих агентов в главной роли».
Рейли описал именно то, что впоследствии произошло с ним самим. Обдумывал возможный сценарий?
15 сентября британская газета опубликовала новое письмо Рейли, в котором он полностью пересмотрел свой взгляд на московский процесс. «Показания надёжного и беспристрастного очевидца», писал он, убедили его в том, что его бывший товарищ совершил «нравственное самоубийство» и «предательство», и сомневаться в этом Рейли теперь не имеет ни малейших оснований. Почему он не остановил своего друга? Принёс его в жертву? Использовал в качестве пробного камня? Или просто «сдал» Савинкова?
Кабинет Макдональда находился у власти всего десять месяцев. После скандала с письмом Зиновьева (глава Коминтерна призывал в нем английских коммунистов к насильственному захвату власти), опубликованным в английских газетах за четыре дня до всеобщих выборов в октябре 1924 года, на смену лейбористам пришли консерваторы во главе с Болдуином. Правительство Болдуина отказалось представлять на ратификацию договоры, подписанные с Россией лейбористами, а в 1927 году разорвало с Москвой дипломатические отношения. Здесь не место обсуждать вопрос о подлинности письма Зиновьева; в любом случае Рейли, всего вероятнее, имел отношение к этой публикации.
Дзержинский был так доволен поимкой Савинкова и в особенности тем, что ему удалось «переубедить» арестанта в результате нескольких продолжительных бесед с ним, что немедленно санкционировал новую операцию. На сей раз – по заманиванию в Советскую Россию Сиднея Рейли. 31 августа 1924 года Дзержинский вызвал начальника контрразведывательного отдела (КРО) Артура Артузова и поручил ему начать оперативную игру с Рейли. Куратором операции был назначен Ягода.
Если Рейли действительно побывал в Москве в 1924 году, то все дороги должны были привести его к Ягоде. Ягода не только курировал «операцию «Трест», но и был в некотором роде бизнесменом. Ричард Спенс пишет, ссылаясь на собственную беседу с не названным по имени родственником Ягоды, что примерно в это время у Ягоды появился личный секретный счёт в швейцарском банке.
В начале октября Савинков написал из Москвы родным и друзьям письма, в которых предстал новым, полностью пересмотревшим свои убеждения человеком. Самое длинное послание получил Рейли. Савинков взахлёб описывал советскую столицу, полную «магазинов, кинотеатров, автомобилей и электрических огней», и восхвалял гуманную тюремную систему. Савинков сидел во внутренней лубянской тюрьме, в исключительно комфортабельных условиях, посещал кабаре, бега и рестораны и даже не испытывал недостатка в дамском обществе. Он писал, что в рядах ОГПУ он встретил человека, который ему «духовно ближе», нежели кто бы то ни было в эмиграции.
Рейли клюёт
Глава Русского общевоинского союза генерал Александр Павлович Кутепов, человек проницательный и осторожный, живо интересовался «Трестом», однако прислушивался к мнению своего советника, полковника Николая Чебышева, который не верил Якушеву. Как бы то ни было, осенью 1923 года Кутепов направил в Россию группу из пяти человек. Среди них была супружеская пара – Георгий (Юрий) Радкевич и Мария Захарченко-Радкевич.
Группу принимал член «Треста» Эдуард Опперпут, который носил теперь имя Эдуард Оттович фон Стауниц и выдавал себя за балтийского немца. На самом деле он был латышом, его настоящая фамилия была Упениньш. Судя по всему, он стал агентом-провокатором ЧК ещё в конце 1917 года, когда был арестован в Петрограде как член контрреволюционной латышской военной организации, однако освобождён по личному распоряжению Владимира Бонч-Бруевича. При чём здесь управделами Совнаркома? Сегодня уже забылось, что именно Бонч-Бруевич сразу же после прихода к власти большевиков был членом Комитета революционной обороны Петрограда. В начале 1918 года возглавил Комитет по борьбе с саботажем и контрреволюцией. А затем организация, дабы отличаться от ведомства Дзержинского, переименовалась в Следственную комиссию. Именно в эту комиссию и был зачислен на службу вчерашний контрреволюционер Опперпут. Бонч-Бруевич был первым высокопоставленным большевиком, с которым встретился в 1918 году только что прибывший в Москву Сидней Рейли; вполне вероятно, что тогда же он познакомился и с Опперпутом. Впоследствии, всякий раз меняя имена, Опперпут служил в Крыму в штабе Врангеля, затем в Польше вступил в савинковский Союз. Отправившись с заданием в Россию, он пропал, а ячейки Савинкова в России подверглись беспощадному разгрому. В октябре 1921 года Опперпут неожиданно появился в Варшаве и рассказал, что был освобождён по амнистии, при этом намекая на неких влиятельных покровителей в антибольшевистском подполье. Затем он снова исчез в России – как теперь известно, он участвовал в «операции «Трест», а в 1927 году стал на Западе её первым разоблачителем.
Однако вернёмся к Радкевичам. В январе 1925 года Радкевичи, которые теперь назывались Шульцами, появились в Хельсинки и через представителя Савинкова Николая Бунакова стали искать встречи с Рейли. Бунаков представил их Эрнесту Бойзу, резиденту SIS в Финляндии и Эстонии и старому другу Рейли. 26 января Бойз послал Сиднею Рейли письмо, которое было двойным: внутри одного конверта находился другой, содержавший послание, написанное эвфемизмами. Автор этого шифрованного письма сообщал Рейли о предстоящем визите «Красноштановых» (под этим именем Радкевичи были в России), которые представляют «большой концерн» (то есть «Трест»); они привезли интересные новости из «Калифорнии» (России) и рассчитывают на помощь Рейли в установлении контактов с «европейскими и американскими рынками». Отправитель выражал надежду, что встреча с «Красноштановыми» станет для Рейли компенсацией за провал его последней «большой схемы» (надо полагать, арест Савинкова).
Автором письма был Джордж Хилл – родившийся в Казани сын английского коммерсанта, офицер, сотрудник британской военной разведки, участник «заговора послов» и, как явствует из документов, агент ОГПУ. Именно он, а не латышские стрелки Берзин и Буйкис, толком ничего не знавшие, сдал ЧК в 1918 году участников «заговора послов». Впрочем, агентом того же ведомства был и Бойз.
В своём ответе Хиллу Рейли пишет, что, к сожалению, разминулся с «калифорнийской парой». Тем не менее, будучи в Нью-Йорке, он поддерживает «постоянное сообщение с различными промышленными группами в разных странах». Он писал также, что предложение имеет перспективы, «особенно в свете недавней схватки за контрольный пакет акций, которая имеет место в совете директоров» (речь идёт, разумеется, о борьбе за власть на вершине советского Олимпа). «В конечном счёте, – продолжает Рейли, – я убедил себя, что инициатива должна исходить от тех, кто представляет интересы миноритарных акционеров», и что это обстоятельство должно заставить их «пожертвовать значительной частью своих первоначальных идей таким образом, который будет приемлем как для внутреннего, так и для международного рынка».
Но на Лубянке тоже умели втирать очки начальству. В итоге у Дзержинского создалось впечатление, что Рейли жаждет приехать в Россию. В течение последующих недель Рейли написал несколько писем Бунакову, Бойзу и, возможно, Хиллу. Он выражал интерес к деятельности «Треста», однако не проявлял ни малейшего желания заняться его пропагандой на Западе, а тем более поисками финансовой поддержки. Он теперь был убеждён, что большевистский режим сам собою не развалится. «Трест» должен дать миру знать о своём существовании, писал он. «Только действия» способны пробудить настоящий интерес и получить поддержку: «Если я увижу... перспективу реальных действий, я готов бросить всё и всецело посвятить себя интересам Синдиката». «Мне исполнился 51 год, – писал он, – и я хочу сделать что-нибудь стoящее, пока ещё способен».
Спустя ещё несколько дней Рейли пишет, что он «болен и устал от продолжающегося теоретизирования», а потому посылает «совету директоров» конкретные предложения. Если «Трест» их не примет, он не сможет рассчитывать на помощь Рейли. Организация должна отказаться от контактов с монархистами-эмигрантами, такими как Кутепов. Он, Рейли, не имеет ничего против Кутепова или монархизма как такового при определённых обстоятельствах, но в настоящее время такие контакты могут сыграть «абсолютно фатальную» роль при решении вопроса об иностранной поддержке. 27 марта Рейли пишет Бунакову письмо, больше похожее на приказ. Он указывает на террор как на ключевой момент, способный разрушить «ауру непобедимости», которой окружены большевики. Один крупный теракт, пишет он, внесёт большее смятение в ряды большевиков и привлечёт больше внимания на Западе, чем горы пустопорожних разговоров и предложений. 4 апреля он пишет, что лучшее, что он может сделать, – это «приехать и лично проинспектировать фабрику».
Между тем генерал Кутепов, против контактов с которым столь решительно возражал Рейли, согласился принять в Париже Радкевичей и Якушева. Встреча была назначена на первые числа июля. В её организации живейшее участие принимал Эрнест Бойз, усиленно приглашавший и Рейли. Письма Бойза шли в Нью-Йорк, но Рейли там не было – в конце апреля он вернулся в Европу, но ни с Бойзом, ни с «трестовцами» встречаться не спешил. Через Париж и Вену он направился в Рим, где советская делегация во главе с Красиным вела торговые переговоры с правительством Муссолини. 7 мая 1925 года в Москве было опубликовано сообщение о самоубийстве Савинкова. Дзержинский уже заждался и потерял терпение, когда 20 августа Артузов наконец доложил ему: 26-го Рейли отправляется из Нью-Йорка в Гавр, а затем прибудет в Хельсинки.
Заманили
Окончательному решению Рейли предшествовало событие, на которое указывает в своей книге Ричард Спенс. В середине июня 1925 года в британское консульство в Ленинграде обратилась дама по имени Z. Z. Zaharoff с дочерью. Она заявила о своём британском подданстве и желании вернуться в Великобританию. В Лондоне вопрос был решён положительно; мать и дочь отбыли на Британские острова. Доктор Спенс полагает, что дамой этой могла быть Энн Люк, одна из жён Сиднея Рейли, вступившая в брак с ним в Порт-Артуре ещё до Русско-японской войны и родившая от него сына и дочь; в дальнейшем следы её затерялись. Что касается фамилии Захарофф, то её носил давний деловой партнёр Рейли, известный торговец оружием Бэзил Захарофф, причём именно в такой, неправильной транслитерации (правильно – Zakharoff). У Захароффа определённо не было в России ни жены, ни дочери. Зато были деловые интересы: будучи крупным акционером концерна Vikers–Armstrongs, он потерял в результате большевистского дефолта огромные средства, инвестированные в российскую экономику. Зимой 1924 года Захарофф получил полуофициальное предложение Москвы вступить в сделку, которая в итоге дала бы ему контроль над царицынскими оружейными заводами. Предложением он заинтересовался. Но никакой возможности получить достоверную информацию о состоянии заводов и, главное, о политических рисках не существовало, за исключением единственной – послать в Россию опытного человека. Может быть, Рейли отправился в своё последнее путешествие именно с этим поручением? Захароффу не составляло труда в качестве дружеской услуги «одолжить» свою фамилию для загадочной репатриантки. Если Спенс прав и Z. Z. Zahаroff – Энн Люк, то её «репатриация» была частью тайной сделки Рейли с Ягодой. Потому и не ехал Рейли в Советский Союз, что ожидал выполнения этого условия.
3 сентября 1925 года Рейли с женой Пепитой приехал в Париж. Отослав жену к родственникам в Бельгию, он начал беспрерывные совещания с генералом Кутеповым, Александром Гучковым (председатель III Государственной думы, лидер партии октябристов), Эрнестом Бойзом (резидент британской разведки SIS в Финляндии и Эстонии, агент ОГПУ) и некоторыми другими лицами. Вскоре он ненадолго отлучился в Лондон. В своих показаниях на Лубянке Рейли заявил, что встречался с Черчиллем, который отказался обещать какую-либо поддержку «Тресту», пока не получит «конкретное свидетельство» его дееспособности. Однако если госпожа З. З. Захарофф была действительно Энн Люк, то визит Рейли в Лондон имел, всего вероятнее, иную цель – встретиться с ней и с дочерью и обустроить им жизнь в чужой стране. Вернувшись в Париж 11 сентября, он продолжал совещаться. В тот же день в Москве было получено сообщение, что Рейли прибывает в Хельсинки 23 сентября. Как утверждает Пепита, её муж собирался встретиться с руководителями «Треста» в Финляндии. Он заверил её, что не собирается в Россию и будет в Париже к концу месяца.
Он уехал из Парижа вместе с Пепитой 15 сентября, из предосторожности купив билеты на берлинский поезд в последнюю минуту. В Кёльне супруги расстались: Пепита отправилась в Гамбург навестить друзей, Сидней поехал в Хельсинки. До Хельсинки он добрался морем вечером 22-го. Бойз отсутствовал; заменявший его молодой сотрудник представил Рейли членов «Треста» – Бунакова и Радкевичей. Рейли телеграфировал жене, что задерживается в Хельсинки минимум до 26-го и что всё будет прекрасно.
Он заранее сообщил «трестовцам» имя, под которым желал отправиться в Россию, а также свои рост, вес и особые приметы. Паспорт следовало выписать на имя коммерсанта Николая Николаевича Штейнберга.
Дальнейшие события известны в нескольких вариантах, но ни одному из них нельзя верить полностью. Согласно документам ОГПУ (рапорт заместителя Артузова Владимира Стырне), 24 сентября Рейли приехал в Выборг, где его встретил «сексот А» (cекретный сотрудник; А – Якушев). Якушев передал ему письмо представителя британской разведки, чей почерк Рейли знал. Автором письма был, по-видимому, Джордж Хилл. Он подтверждал существование «антикремлёвской группы», которую «следует воспринимать серьёзно». Однако в послании не было ничего такого, чего бы Рейли уже не знал. Якушев сопроводил Рейли в дом другого агента ОГПУ, Карпинена, стоявший возле самой границы. В этом доме Рейли ждал посланец с той стороны, довольно значительное должностное лицо, представляющее лицо ещё более высокое. По информации знаменитого перебежчика Александра Орлова (резидент иностранного отдела в Испании, остался на Западе в 1938 году), этим посланцем был Терентий Дерибас – глава Секретного отдела ГПУ–ОГПУ СССР, непосредственный начальник Артузова и непосредственный подчинённый Ягоды. Дерибас якобы вручил Рейли письмо Троцкого: тот гарантировал, если ему помогут вернуться к власти, неограниченные концессии предпринимателям тех стран, которые окажут такую поддержку, и полную амнистию эмигрантам.
Рейли, согласно рапорту Стырне, заявил встречавшим, что обратные билеты в Нью-Йорк заказаны на 30 сентября, поэтому на поездку в Россию у него просто нет времени. Возможно, он сможет предпринять такое путешествие в ближайшие два-три месяца. Стырне пишет, что один из «сотрудников», которого он не называет по имени, стал так «умно» уговаривать Рейли, что тот в конце концов согласился. По мнению Орлова, этим сотрудником была Мария Радкевич. Но в другом месте он же говорит, что это был Дерибас, посуливший нечто такое, от чего у Рейли «загорелись глаза». Американский историк Натали Грант, посвятившая изучению «Треста» десятилетия, не верит ни в одну из версий. Она считает, что близ границы Рейли опоили наркотиком и перевезли на советскую территорию в беспомощном состоянии.
На следующий день, 25-го, Пепита получила от мужа телеграмму. Он извещал её, что выезжает из Хельсинки 30-го и двумя днями позже будет в Гамбурге. Однако в тот же день он написал ей, что едет ненадолго в Ленинград и Москву, но дата отъезда из Финляндии остаётся без изменений. «Я бы не предпринял это путешествие, если бы это не было абсолютно необходимо, – писал он, – и если бы я не был убеждён в том, что оно не сопряжено практически ни с каким риском». Если же всё-таки что-то случится, «ты не должна предпринимать никаких шагов». Он всегда приказывал своим женщинам одно и то же: сиди тише воды, ниже травы и жди.
Около полуночи группа нарушителей границы в сопровождении финских пограничников углубилась в болотистый лес и, перейдя вброд реку Сестру, оказалась на советском берегу. Здесь экспедицию ждали двое: пограничник Тойво Вяхя и сотрудник ОГПУ Щукин, выдавший Рейли его новый паспорт на имя Штейнберга. Натали Грант отмечает странную деталь. Когда Рейли пересёк реку, он обернулся и нарочито крикнул оставшимся на том берегу финнам и русским: «Good-bye!» – будто хотел дать понять, что он англичанин. В ночном путешествии по болоту не было никакой необходимости. Всесильный «Трест» вполне мог устроить Рейли комфортабельный переезд в Ленинград по железной дороге.
Последний монолог
Рейли, Щукин и Вяхя прибыли на Финляндский вокзал Ленинграда около семи часов утра. Их встречал Якушев, добравшийся от Выборга поездом. Все четверо погрузились в автомобиль и направились на «конспиративную квартиру». Позднее к ним присоединился Стырне. Несмотря на бессонную ночь и скитания по болотам, Рейли не проявлял ни малейших признаков усталости. Он увлёк всю честную компанию на прогулку в «город, знакомый до слёз» (как, однако, подходит к этому сюжету мольба Мандельштама: «Петербург! Я ещё не хочу умирать!»), дважды обедал в лучших ресторанах, открывшихся заново после революции, пошёл даже в церковь к вечерне и во все глаза смотрел на разгул нового, невиданного класса советских буржуа – нэпманов.
Тем временем Стырне отправился в Москву, дабы подготовиться к встрече заморского гостя. Поздним вечером группа в составе Рейли, Якушева и члена «Треста» Мукалова-Михайлова заняла свои места в международном вагоне поезда, следующего в Москву. Рейли и тут не проявил ни малейшего желания отойти ко сну. Напротив, он впервые, и весьма оживлённо, заговорил о деле. Разумеется, организация ждёт от него обещаний финансовой поддержки. Такие обещания в данный момент невозможны, разочаровал он попутчиков. Организация должна помочь себе сама. Если большевики распродают на Западе художественные ценности ограбленной ими России, то почему бы «Тресту» не заняться тем же самым? Кроме того, британская – и не только британская – разведка готова оплачивать информацию, которой, без сомнения, располагает «Трест». Сам Рейли, правда, прервал связи с SIS в 1922 году вследствие дискуссии о методах и причинах неудачи некоторых операций. Однако он продолжает поддерживать «тесные» контакты с Черчиллем и другими влиятельными лицами в Лондоне в приватном порядке. Западные спецслужбы, в частности, чрезвычайно интересуют сведения о Коминтерне. Было бы весьма желательно, чтобы «Трест» смог внедрить своих агентов в руководящие органы этого рассадника международной большевистской заразы и обратить его против кремлёвской клики. На замечание, что сделать это будет трудно, Рейли возразил, что в руководстве Коммунистической партии уже есть британские агенты, причём даже среди её самых твердокаменных приверженцев.
Гость поделился также своими более общими воззрениями на судьбы постбольшевистской России. По его мнению, новый режим должен в течение некоторого времени оставаться диктатурой, дабы контролировать положение. Особенно строгому контролю следует подвергнуть церковь. Вполне очевидно, что падение большевиков спровоцирует стихийную волну еврейских погромов. Это понятно, однако новое правительство должно избегать прямого участия в этом изъявлении «народных чувств» – в противном случае оно рискует лишить себя поддержки Запада, ведь британский и французский капитал находятся «всецело в руках евреев», а американский контролируется ими «на треть, если не больше».
Далее Рейли перешёл к характеристикам отдельных обитателей большевистского Олимпа. Как на наиболее «отвратительный» пример он сослался на Николая Крыленко – в прошлом немецкого шпиона, а ныне прокурора; по мнению Рейли, это не кто иной, как «дегенерат и садист». Зиновьева он назвал «посредственностью», чья политическая карьера закончена. Дзержинского охарактеризовал как «очень хитрого», а ОГПУ – как «омерзительное» учреждение. Стырне, прочитавший составленный по горячим следам подробный рапорт Якушева, пишет, что на него произвело глубокое впечатление знание Сиднеем Рейли советских реалий; он был прекрасно осведомлён о составе ЦК, Политбюро и любых других центральных органов власти, о политике большевистского руководства по любому вопросу; казалось, он не пропустил ни одного номера «Известий» и готов вести полемику на любую тему.
Утром 27 сентября на Ленинградском вокзале Москвы прибывших встречали Стырне и два других агента, а именно Шатковский и Кокушин-Дорожинский. Последний, в прошлом жандармский офицер, значился владельцем дачи в Малаховке, где предполагалось провести главное совещание. Здесь группа разделилась вопреки первоначальному плану. Рейли должен был ехать с Якушевым и руководителем военной секции «Треста» генералом Потаповым в машине Опперпута – члена «Треста» и одновременно агента ОГПУ. Однако Стырне приказал всем троим ехать на квартиру Опперпута на Маросейку и дожидаться его там. Сам Стырне отправился с докладом о ходе операции на Лубянку, а Рейли сел в машину с Шатковским и Кокушиным.
Стырне отсутствовал больше часа, и Опперпут стал тревожиться, не претерпел ли план более радикальных изменений. Наконец, появился Стырне, и вся троица поехала в Малаховку. По дороге Якушев спросил чекиста, не меняется ли план, на что Стырне ответил «твёрдым и категорическим» отрицанием. На полпути к даче они встретились с машиной Шатковского, направлявшегося в Москву. На виду у Якушева и Опперпута Стырне вручил Шатковскому деньги на билеты в Ленинград для Рейли и для самого Шатковского. Эта сцена несколько успокоила Опперпута, но по прибытии в Малаховку сомнения начали терзать его с новой силой. Местность, вспоминает Опперпут, кишела агентами ОГПУ, весьма неубедительно изображающими прогуливающихся дачников.
Рейли между тем уселся за обеденный стол с исполнительным комитетом «Треста». После обильного обеда общество переместилось на свежий воздух, дабы под сенью деревьев выслушать иностранного гостя. Рейли практически слово в слово повторил свой давешний монолог в вагоне. Опперпут вспоминает, что посреди совещания Стырне вдруг спросил его, узнаёт ли он Рейли. Вопрос показался Опперпуту странным. Неужто человек, выступавший перед «трестовцами», был подставным лицом? Был ли в таком случае «настоящим» тот Рейли, что ехал из Ленинграда в Москву в одном купе с Якушевым?
Между тем Опперпут заметил, что Стырне начинает нервничать. Совещание закончилось с наступлением темноты, но машина, которая должна была отвезти гостя на вокзал, задерживалась. Прогуливаясь по саду, Опперпут обнаружил, что мнимые дачники подтянулись к участку и полностью окружили его. Опперпут бросился в дом и потребовал от Стырне объяснений. Тот ответил, что его подозрения совершенно справедливы: Рейли будет арестован, но, в силу некоторых соображений, не на даче. В разговор вмешался Якушев; вместе с Опперпутом он попытался отговорить Стырне от этого шага – арест Рейли поставит крест на всех их усилиях. Стырне ответил, что он лично был против ареста, как и Пиляр (другой заместитель Артузова), и что они спорили битых два часа. Однако все усилия пропали втуне, поскольку решение, по его словам, принято Политбюро «и отменить его ни в чьей власти». В операцию, объяснил он, сунул свой нос Сталин, который требует докладывать ему каждые полчаса.
Кровавый театр
Вскоре прибыли две машины, одна из них – персональный автомобиль Дзержинского. За рулём сидел помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Сергей Пузицкий. Рядом с ним – агент по кличке Сводник, известный своей необычайной физической силой и жестокостью. На заднем сиденье – лучший стрелок ОГПУ Ибрагим. По словам Опперпута, он опять бросился уговаривать Стырне и в конце концов добился от него согласия вместе ехать на Лубянку и попытаться отменить приказ об аресте. Опперпут предложил на время переговоров поместить Рейли в свою квартиру. Стырне согласился и с этим, но приказал Своднику и Ибрагиму остаться с англичанином.
Стырне описывает эпизод совершенно иначе. Он ничего не говорит о своей дискуссии с Якушевым и Опперпутом. По его словам, Рейли отправился в Москву в машине вместе с Пузицким и двумя агентами ОГПУ, а Якушев и генерал Потапов – следом за ними на второй машине. Первоначальная идея заключалась в том, чтобы доставить Рейли напрямик на Лубянку. Однако по дороге тот изъявил желание отправить из Москвы письмо за границу как доказательство того, что он действительно был в советской столице. Стырне и Пузицкому идея понравилась, и вся команда приехала на квартиру Опперпута. Оттуда Стырне помчался на Лубянку для экстренного совещания с Пиляром и Ягодой. Рейли тем временем написал открытку Пепите, расслабился и, казалось, совершенно не замечал подозрительной суеты вокруг. Вернувшись, Стырне сообщил Пузицкому последние инструкции: посадить Рейли в машину якобы для поездки на вокзал, арестовать его в пути и доставить в лубянский кабинет Пиляра. Опять-таки: почему Рейли нельзя было арестовать в квартире, наполненной чекистами? Боялись, что Якушев и Опперпут устроят «сцену»?
Все присутствующие погрузились в машины. Как только свернули в Златоустинский переулок, Пузицкий обернулся к Рейли и шёпотом сказал: «Ни слова – вы арестованы». На запястьях арестованного тотчас защёлкнулись наручники. Автомобиль въехал в ворота Лубянки. Увидев это, Опперпут развернулся и поехал в обратном направлении.
Спустя час или около того в квартире Опперпута появились Стырне, Пиляр, Артузов, Якушев, Потапов и другие вожди «Треста». Артузов и его коллеги объяснили, что ими приняты меры, дабы не допустить краха. Пока они тут спорят, объяснил Артузов, Пузицкий с группой агентов уже едут в Ленинград. Им предстоит повторить ночной переход границы, теперь с советского на финский берег. На сей раз, однако, их обнаружит советский пограничный патруль. В завязавшейся перестрелке человек, переодетый и загримированный под Рейли, будет убит. Его смерть будет выглядеть трагической случайностью, и репутация «Треста» не пострадает.
Точных сведений о том, что произошло на границе в ночь с 28 на 29 сентября, не существует. В приблизительном изложении события развивались так. Группа из четырёх человек направилась сквозь лес и туман к берегу реки. Проводником был Вяхя; вместе с ним шли Щукин, другой «трестовец» из числа сотрудников ОГПУ, Баконин и безымянный оперативник ленинградского КРО, изображающий Рейли. Когда они приблизились к «окну», появились, как и было условлено, пограничники под предводительством Пузицкого, которые открыли огонь поверх голов своих товарищей. Щукину вдруг показалось, что в него стреляют всерьёз (вполне возможно, что так оно и было), и он ответил. Щукинская пуля едва не убила одного из пограничников, стрельба в ту же секунду прекратилась. Щукина, Баконина и их безымянного товарища измазали красной краской и доставили в Ленинград в качестве убитых. Позднее «трупы» Щукина и Баконина привезли в московский морг. Что сталось с третьим – «трупом Рейли», – нигде не упоминается. Вяхя, Щукин и Баконин в дальнейшем продолжали службу под другими именами. Интересно, чьи же в таком случае «трупы» были доставлены в московский морг? Загадочный ленинградский оперативник, «фальшивый Рейли», попросту исчез.
Диалога не получилось
Почему Рейли отправился в Россию, зная, что приговорён к смерти заочно за участие в «заговоре послов», да ещё после того, как там был схвачен его друг Борис Савинков? В своём ли уме был Савинков, сидя во внутренней тюрьме ОГПУ и при этом требуя от большевистских вождей назначить его на ответственный пост в советском правительстве? Почему, заманив Рейли в Россию, его не арестовали тут же на границе, а повезли сначала в Ленинград, потом в Москву, ломали комедию, устроив фальшивое заседание «Треста»? Все эти вопросы остаются без ответов. Вернёмся, однако, к прямому ходу событий.
«Настоящего» Рейли доставили, как и было велено, в кабинет Пиляра, где, кроме хозяина кабинета, находились Ягода, Стырне, член Коллегии ОГПУ Станислав Мессинг и начальник Иностранного отдела ГПУ Михаил Трилиссер. Первый допрос, продолжавшийся около часа, принёс мало результатов. Рейли назвал своё подлинное имя и заявил, что прибыл нелегально в Советский Союз для совещания с членами контрреволюционной организации. На все прочие вопросы он отвечал молчанием.
Его поместили в ту же камеру-люкс, где прежде сидел его друг Савинков. Примерно 12 октября Стырне предъявил ему ультиматум. Он напомнил о смертном приговоре 1918 года, для исполнения которого не требуются какие бы то ни было дополнительные процедуры и формальности. Фактически Рейли уже покойник, сказал Стырне, имея в виду инцидент на границе; однако никаких официальных сообщений о гибели Рейли пока не опубликовано. Иными словами, Рейли может с равным успехом быть и живым, и мёртвым, и это в конечном счёте зависит от его желания сотрудничать с ОГПУ. Более того. Он может не только остаться в живых, но и на определённых условиях покинуть Россию. Во-первых, он должен дать правдивые и точные показания о высокопоставленных лицах в Англии и Америке, с которыми он лично знаком. Во-вторых, оказавшись на свободе, он должен будет снабжать Москву информацией на регулярной основе. И наконец, он должен молчать о том, что с ним произошло в Москве, и всячески поддерживать «Трест».
13 октября Рейли передал Стырне свои контрпредложения. В обмен на свободу он согласен всячески содействовать советским агентам на Западе. Он использует все свои связи, дабы убедить деловые и политические круги Америки и Европы в необходимости тесного взаимодействия с большевистским режимом. Он употребит всё своё влияние на эмигрантские организации, чтобы добиться их отказа от враждебных антисоветских действий. Проблема, однако, с предоставлением информации частного характера, касающейся других лиц. Имея Рейли на своей стороне, Лубянка и не нуждается в этих подробностях – он сам найдёт им применение. Попытки же агентов ОГПУ использовать их приведут лишь к тому, что скомпрометирован будет он сам.
Понимая, что его предложения не приняты, 17 октября Рейли пишет Стырне второе, гораздо более длинное послание. Совершенно очевидно, что ему не удалось убедить руководство ОГПУ в своей искренности. Остаётся попытаться прояснить свои чувства и позиции ещё раз. Советские власти вряд ли приложили столько сил только затем, чтобы пристрелить его. Будь это так, он был бы уже мёртв. Они хотят использовать его, и это совпадает с его желанием быть полезным. Однако он не может предоставить «полную, точную и детальную информацию», которую от него требуют, не компрометируя себя и других.
Он готов к роли секретного сотрудника и агента влияния Москвы, если ОГПУ пообещает воздерживаться от каких-либо карательных мер или провокаций в отношении лиц, с которыми он знаком. Он предлагает себя в качестве «неофициального посредника» между советским правительством и заинтересованными сторонами на Западе. Он не считает отказ от политической борьбы чрезмерно высокой ценой свободы. Он рад отойти от деятельности, которая в последние несколько лет не дала ему ничего, кроме разочарований и неприятностей. Его неколебимое убеждение состоит в том, что в исторической перспективе большевизм обречён на поражение. Но пока он укоренился в Москве, и он, Рейли, считает контрпродуктивными любые попытки силового переворота.
И на это послание Рейли получил в ответ однозначное «нет» – от него по-прежнему ждали не политических проектов, а показаний. И Рейли, в конце концов, сдался. 30 октября он написал заявление на имя Дзержинского. «Я выражаю своё согласие, – говорится в нём, – дать вам вполне откровенные показания по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританской разведки и, насколько мне известно, американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело. Москва. Внутренняя тюрьма. 30 октября 1925 г. Сидней Рейли».
Дорога в Сокольники
Мучимый кошмарами арестант провёл ужасную бессонную ночь. Наутро, около 11 часов, Стырне привёл в камеру врача. Доктор нашёл здоровье заключён-
ного серьёзно пошатнувшимся и снабдил его вероналом в качестве снотворного средства. Вечером Рейли совер-
шил прогулку на машине «по сельской местности», причём для этой цели его переодели в форму сотрудника ОГПУ. По возвращении в город его доставили в «красивую квартиру», где его ждали Стырне и Ибрагим. Состоялся ужин, после чего Стырне, оставшись наедине с Рейли, составил протокол о согласии последнего дать показания по всем интересующим Лубянку вопросам. После
того как Рейли подписал бумагу, Стырне удалился, чтобы доставить её Дзержинскому. Вернувшись через полчаса, он сообщил, что исполнение приговора остановлено.
На следующее утро Стырне и Рейли взялись за работу по составленному ими плану. Сначала Рейли диктовал стенографистке, затем Стырне являлся с уточняющими вопросами. Так продолжалось несколько дней, вплоть до 4 ноября. Рейли сообщил ОГПУ много ложной информации. Так, например, он указал неверные имена шефа SIS и начальника русского отдела (в то время не только эти имена, но и само существование SIS составляло государственную тайну). Рейли рисковал: ОГПУ могло знать эти имена. Могло, но не знало. Но главное, на чём твёрдо настаивал Рейли, – что в Советском Союзе нет британских шпионов. Такие шпионы – прекрасно законспирированные, вхожие в самые высокие кремлёвские кабинеты – у британской разведки были. И Рейли знал об их существовании.
5 ноября 1925 года наступила развязка. В этот день около восьми часов вечера чекисты Иван Федулеев, Карл Дукис, Ибрагим и Григорий Сыроежкин (Сыроежкин и Щукин – одно лицо; Сыроежкин известен также как оперативник, который «не сумел спасти» Савинкова) отправились с «заключённым номер 73» на привычную уже прогулку за город. Далее следует рапорт Федулеева с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.
«Довожу до Вашего сведения, что согласно полученного от Вас распоряжения со двора ГПУ выехали совместно с №73 тт. Дукис Сыроежкин я и Ибрагим ровно в 8 час. вечера 5/Х1-25 г. Направились в Богородск. Дорогой очень оживлённо разговаривали... На место приехали в 8 1/2 – 8 3/4 ч. Как было условлено чтобы шофёр когда подъехали к мосту продемонстрировал поломку машины что им и было сделано. Когда машина остановилась я спросил шофёра – что случилось? Он ответил, что-то засорилось и простоим минут 5-10. Тогда я №73 предложил прогуляться. Вышедши из машины я шёл по правую а Ибрагим по левую сторону №73, т. Сыроежкин шёл с правой стороны шагах в 10 от нас. Отойдя от машины шагов на 30-40 Ибрагим отстав от нас произвёл выстрел в №73 каковой глубоко вздохнув повалился не издав крика; ввиду того что пульс ещё бился т. Сыроежкин произвёл выстрел ему в грудь. Подождав ещё немного, минут 10-15 когда окончательно перестал биться пульс внесли его в машину и поехали прямо в Санчасть где уже ждали т. Кушнер (тот самый врач, который осматривал узника и прописал ему веронал. –
В. А.) и фотограф. Подъехав к Санчасти мы вчетвером – я Дукис Ибрагим и санитар – внесли №73 в указанное т. Кушнером помещение (санитару сказали, что этого человека задавило трамваем да и лица не было видно т. к. голова была в мешке) и положили на прозекторский стол затем приступили к съёмке. Сняли в шинели по пояс затем голого во весь рост. После этого положили его в мешок и снесли в морг при Санчасти где положили в гроб и разошлись по домам. Всю операцию закончили в 11 часов вечера 5Х1-25г.».
Отметим, что Федулеев нигде не называет свою жертву по имени – только по номеру камеры. Обратим также внимание на надетый на голову мешок и на объяснение, что пострадавший попал под трамвай. Кого увезли из лубянской тюрьмы и чей труп привезли? Был ли безымянный «№ 73» Сиднеем Рейли, и был ли покойник тем же человеком, кто отправился в компании чекистов на автомобильную прогулку? Почему Сиднея Рейли не пристрелили в подвале, а повезли с этой целью в Сокольники? Была ли заключительная фаза «операции «Трест» неудавшейся попыткой внутрипартийной оппозиции заручиться поддержкой Запада – попыткой, которую пресёк заподозривший неладное Сталин? Этого мы, возможно, никогда не узнаем.
P.S. Москва впервые сообщила об аресте Сиднея Рейли в июне 1927 года в «Известиях», причём в статье говорилось о его ранении и аресте летом 1925 года во время перехода границы, но не о казни. И лишь в сентябре та же газета предала гласности факт его смерти «этим летом», то есть летом 1927 года. Это и последовавшие разночтения породили множество версий о дальнейшей судьбе Рейли, согласно которым он ещё долгие годы работал на советскую разведку и принимал участие в разработке множества операций – от похищения в Париже генерала Кутепова до атомного шпионажа. Есть авторы, которые утверждают, что Рейли бежал из советского узилища и через Шанхай и Гонконг добрался до Палестины, где и жил вплоть до конца 60-х годов, сотрудничая с израильской разведкой «Моссад»...
Источник - Совершенно Секретно
Комментариев нет:
Отправить комментарий