пятница, 6 ноября 2015 г.

Андрей Бабицкий о либеральном терроре

Написал в Фейсбуке о «либеральном терроре» (выражение Достоевского) и чувствую, что надо дать чуть более подробную картину. Было сказано примерно следующее: нетерпимость нынешнего так называемого демократического сообщества в России укоренена в советском прошлом с его тотальным идеологическим единообразием, а лагерь «лоялистов» — это продукт нового времени, сформированный запросом на уважение к свободе и личности.
С последнего и начнем.

Бытовые невзгоды и идеологическая неразбериха сказались на характере населения России весьма благоприятным образом — после длительного периода навязываемого государством единомыслия, это население оказалось беспардонно выброшено в мир, в котором конкурировали между собой тысячи идей. В течение 20 с лишним лет парадоксальным образом сложилось понимание, что сколько голов, столько и мнений — коммунисты с красными флагами, национал-большевики с тортом, посланным в физиономию чиновника, либертарианцы, которые за богатых против бедных, анархисты, монархисты, буддисты, националисты…

Палитра заиграла миллионами красок, но никакой общественной шизофрении это не породило, хотя, казалось бы, общество, десятки лет формируемое монохромной диетой, должно было бы испытать тяжелейший шок и, как минимум, впасть в тяжелейшую депрессию, поскольку его не перевели на режим заместительной терапии — не предложили новой идеологии, которая столь же отчетливо нанизала реальность на ось координат.

Собственно, и смена не политического, а социального уклада обучала толерантности — например, города подверглись нашествию агрессивных представителей этнических и территориальных субкультур, присутствие которых в городском пространстве прежде жестко ограничивали системой прописки. Теперь же, когда искусственные барьеры рухнули, они бросились осваивать крупные федеральные центры, подбирая под себя рынки, бизнес, помыкая слабовольным населением. Региональные столицы, Москва, Санкт-Петербург попали в неласковые объятия гостей из глубинки — кавказцев и «люберов».

Изнеженных тоталитарным порядком горожан жизнь закрутила в стремительном и опасном калейдоскопе — «смешались в кучу» не только идеи, этносы, религии, субкультура социальных низов, свод криминальных понятий — на полный ход заработали воронки интеллектуального мошенничества и финансовых афер: от веера оккультных практик до «МММ».

Из этого кромешного мрака неразличения всего, как Эос «с пурпурными перстами», народ России вышел совершенно другим. Он выбрался из хаоса совершеннейшим либералом, уважающим свободу другого, ближнего, всякого, либералом, скроенным из материала, не менее гибкого, чем дамасская сталь. Он готов уже был терпеть соседом кого угодно на условии, что тот не нарушает закон и не угрожает его личной безопасности. В результате в новой России, слегка успокоившейся после «диких» 90-х, нашлось место всем — Зюганову, Жириновскому, Кадырову, патриарху Кириллу, медитативным практикам Тибета, солнцепоклонникам, китайцам, Серафиму Саровскому, Алистеру Кроули, Пушкину и Донцовой. Конечно, пришлось потеснить преступность и терроризм в их самых примитивных формах: «люберов», «МММ», ваххабитов.

Да, государство продолжало действовать не слишком умно и поворотливо, пытаясь что-то запрещать, забирая под свой контроль электоральные медиа, но это вообще никак не меняло сущности дела. Русский мир оказался настолько захватывающе многообразным, что жить в нем мог только человек, уважающий чужую свободу и право другого думать иначе, верить иначе, ходить и дышать иначе.

Более либеральной в вольтеровском смысле среды, нежели современное русское общество, невозможно себе представить. Шендерович рассказал в своем ФБ, как зашел в магазин и стал объяснять продавщице и покупателям, насколько нехороша российская власть. Ему улыбались, вроде даже поддакивали. Он толкует это в том смысле, что собеседники выразили свою солидарность с ним. А я вижу совершенно иную картину. Мне кажется, что изысканные, вежливые и тонкие либеральные люди не могли сделать то, что на самом деле хотелось — предложить сатирику заткнуться.

Перехожу к менее приятной части повествования, а именно — к источнику «либерального террора», тем, кто присвоил себе имя либерала — человека, готового отдать свою жизнь за свободу других, пусть даже и думающих иначе, чем он. Что в этом описании коррелирует с обликом нашего либерального сообщества? Ничего!

Российский псевдолиберал считает, что 86% поддерживающих Путина, — это неправильные люди. Он говорит — «эта страна», и искренне не понимает, что, рассуждая о генетическом рабстве русских, заявляет о себе как о прямом наследнике нацистов. Он исходит из нравственного превосходства своего узкого сектантского круга, который единственный имеет право вещать от имени свободы.

По психологическому и идейному контуру этот персонаж является типичным активистом советских времен. Он не привык к аргументированному диалогу и спокойной дискуссии, он сверяет свое общение с внешним миром с утвержденным наверху артикулом оценок и эмоциональных состояний. Последние же — всегда на грани нервного срыва и отмены нормативного поведения — вежливости и умения держать себя в руках даже в ситуации форс-мажора. Поэтому он легко уходит в истерику, криком затыкая оппоненту рот, прибегает к прямым оскорблениям. Намедни демократический журналист Матвей Ганапольский прямо в прямом эфире одного из украинских каналов послал позвонившего в студию в жопу, назвав его тварью и скотиной. А человек лишь высказал мнение, что только Путин спасет Украину. Ну да, не совсем популярное в либеральных кругах мнение, но это ведь только мнение. Опровергайте.

Псевдолиберал не привык действовать поодиночке, за его спиной всегда товарищеский суд либерального сектантства, вердикт которого очевиден, поскольку вынесен заранее для всех аналогичных кейсов. Понятно почему. Беседа один на один без истерики и скандала предполагает, что ты признаешь в собеседнике человека, а не некую идеологическую конфигурацию («вату»), а потому необходимо вести себя уважительно и достойно, отвечая на каждый аргумент ответным. Такой проверки на прочность не выдержит ни одна из псевдолиберальных позиций, и потому ее носители прибегают к богатейшему опыту семидесятилетней практики СССР в области ликвидации любой полифонии, огромному ассортименту доказывания тотальной правоты только одной стороны.

Сказано, что в конце истории — «ни эллина, ни иудея». Имеется в виду, что различные барьеры между людьми — этнические, социальные, культурные — не могут довлеть и все подлежат отмене в царстве истины. Я думаю, что с наибольшим трудом из организма выводится советское. Ибо оно родственно всем наиболее скверным свойствам человеческой натуры — лживости, гордыне, стремлению доминировать и владеть, считать себя глашатаем истины и презирать ближнего. СCCР парадоксально и злорадно одержал реванш, обретя новую жизнь именно в либеральной среде — он, оказалось, воспринят, приспособлен к нуждам современности именно теми людьми, которые некогда публично открестились от него, объявив себя провозвестниками несоветской свободы.

Андрей Бабицкий

1 комментарий:

  1. Окончил филологический факультет МГУ. В 1987—1989 годах работал в редакции журнала Сергея Григорянца «Гласность», подвергался административным арестам за правозащитную, политическую и издательскую деятельность, которую КГБ СССР считал антигосударственной. С 1989 — корреспондент «Радио Свобода». Во время путча в августе 1991 вёл репортаж из Белого дома. Затем — парламентский корреспондент «Свободы», в сентябре-октябре 1993 также находился в Белом доме, после штурма в знак протеста отослал Ельцину медаль «Защитник Белого дома».

    После начала Второй чеченской войны — специальный корреспондент Радио Свобода в Грозном. Его репортажи из осаждённого Грозного, остро критические по отношению к российским властям и армии, вызвали против него крайнее раздражение российских федеральных властей, руководства армии и спецслужб. http://www.people.su/9397 Про него. Не простой видать человек. Судя по биографии этой, не скажешь, что кремлёвский он.

    ОтветитьУдалить