«БРАТЬЯ-МУСУЛЬМАНЕ»: ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА. Часть 3

ИХВАНЫ, КУТБИСТЫ И МИРОВЫЕ ИГРОКИ
В изложении событий, происходивших в Египте в конце 1870-х годов, Дэвид Ливингстон обратил особое внимание на противоборство вокруг Суэцкого канала.
Этот сюжет действительно важен: это константа, которая действует и до настоящего времени, и продуцирует не только локальные волнения и «просвещенческую полемику», но и масштабные геополитические конфликты – от Суэцкого кризиса 1956 года до «арабской весны» 2011-го.

Политический кризис в Египте, который выливается в государственный переворот лета 1952 года, начинается годом раньше – после того, как Мустафа Наххас отказывается от продления подписанного в 1936 году Англо-Египетского договора о Суэцком канале. Руководство «БМ» разделяет его мнение о кабальном характере соглашений – поскольку к этому времени канал становится ключевым маршрутом транзита нефти.

Король Фарук, в социально нестабильный послевоенный период теряющий остатки популярности, поступает самым непродуманным образом – сменяет премьера. После чего правительства в стране – как в России накануне 1917 года – «меняются как перчатки».

Политическому хаосу, как и в начале века, сопутствуют массовые забастовки. В стачечных комитетах имеют влияние две силы – «БМ» и египетские коммунисты, их объединяет антимонархический и антикоррупционный пафос. Неудивительно, что советские спецслужбы, о которых упоминает Коупленд, имеют дело и с теми, и с другими: массовую оппозицию в тот период просто трудно разделить. Столь же естественно, что партнерство исламистов-самоуправленцев и трудовиков-атеистов, зародившееся в антимонархической борьбе, будет иметь продолжение в следующих поколениях.

В это время внимание колониальных держав приковано к оппозиционному офицерству – бывшим пронацистским «молодым египтянам». В январе 1952 года возникают очередные волнения в Исмаилии, которые подавляются огнем, а через полгода группа «Молодые офицеры» во главе с Мухаммадом Нагибом и Гамалем Абдель Насером свергает короля. Свою руку прикладывает накануне сбежавший из французского заключения алжирский оппозиционер Ахмед Бен Белла.

В Wikipedia об этом эпизоде написаны удивительные вещи: якобы короля свергали одновременно ЦРУ и КГБ СССР. Во-первых, в 1952 году такой аббревиатуры, как КГБ СССР, еще не было. Во-вторых, временный консенсус США и СССР в Египте возникнет не в 1952-м, а в 1956 году. А в 1952 году разные внешние силы, как и писал Коупленд, делают разные ставки.

Первым президентом страны становится Мухаммад Нагиб. Потом в США, как документирует Ян Джонсон, отправляется делегация «БМ» во главе с Саидом Рамаданом и встречается лично с президентом Эйзенхауэром. А после этого Насер осуществляет второй этап переворота – отстраняет Нагиба. За что? За «длительные замаскированные» связи с «БМ».

После покушения на свою жизнь, совершенного активистом «БМ» Мохаммедом Абделем Латифом, Насер вслух называет «БМ» британским агентством влияния. Далее следует период весьма жестких репрессий – по примеру НКВД, с масштабными трудовыми лагерями. Жертвами становятся как «БМ», так и коммунисты. В советской художественной пропаганде того времени Насер изображается в виде мясника с топором.

Американцы намеренно «разводят» Насера с «БМ». Но он и без того предрасположен к этому долгоиграющему отчуждению: после встречи и длительной беседы с руководителями движения в 1948 году он пришел к выводу, что их взгляды не соответствуют его модели управления. Что закономерно: самоуправленцы в принципе не могут вписаться в мобилизационный диктаторский проект. Пристрастные авторы, догматически зацикленные на образе «строителей тоталитарного халифата», спотыкаются на этом противоречии: оно нарушает их картину мира.

В 1954 году Насер вновь поднимает вопрос о Суэцком канале. В тот же период некие лица осуществляют серию терактов в британских и американских представительствах. Летом 1955 года МИ-6 вступает в переговоры с «БМ» с расчетом на устранение Насера его руками. Обсуждается сценарий переворота с возвращением к власти Нагиба. Одновременно британская пресса «вспоминает» о недавнем участии Насера в пронацистской деятельности, а также сообщает, что Насера обслуживают беглые немецкие офицеры. Это действительно так, но с одним уточнением: этих офицеров курирует ЦРУ.

На первом плане – перехват Вашингтоном, обогатившимся на Второй мировой, британского имперского наследия. Однако поддержка Насера встречает сопротивление в Конгрессе США. Еще более заметны две полярные позиции в британском истэблишменте в 1948 году, в период первой арабо-израильской войны. Конфликт между Лондоном и Вашингтоном – или между англо-американскими параполитическими кланами? В пользу второй версии свидетельствуют странные события в Израиле.

С одной стороны, в некоторых энциклопедиях проскальзывает упоминание о том, что Насер поддерживает некие непубличные контакты с Израилем, правительство которого с декабря 1953 года возглавляет экс-глава МИД Моше Шарет. С другой стороны, осенью 1954 года в Египте пойман с поличным человек, готовивших очередной антиамериканский теракт в театре «Рио». В квартире задержанного по имени Филипп Натанзон находят документы, по которым устанавливают других лиц, все они еврейского происхождения. Двоих приговаривают к казни, еще двое совершают самоубийства в тюрьме. Один из этих самоубийц, уносящих тайну с собой, – Меир Макс Бинет, с 1952 года находился в Египте, выдавал себя в Египте за немца и встречался с бывшими нацистскими специалистами. За нациста – более того, эсэсовца – выдавал себя и куратор пойманного исполнителя провокации Аври Элад. Хотя израильские СМИ гневно осудили египтян за «фальсификацию», в феврале 1955 года министр обороны Пинхас Лавон ушел в отставку, уступив место экс-премьеру Давиду Бен Гуриону. В том же году Бен Гурион сменил Шарета на посту премьера.

Цель провалившейся операции израильской военной разведки под названием «Сусанна» состояла в том, чтобы (цитирую историка Шабтая Тевета) «подорвать доверие западных держав к действующему правительству Египта, таким образом, чтобы вина за теракты была возложена на «Братьев-мусульман» и коммунистов, (…) возбудить аресты, демонстрации и акты отмщения». Для чего все это? С одной стороны, согласно историку англо-египетской дипломатии Питеру Хану, «израильские чиновники опасались, что вывод британских войск из зоны канала… возбудит агрессивность Египта в отношении Израиля и ослабит давление Запада на Египет в таких вопросах, как условия по Суэцкому каналу». С другой стороны, итогом скандала был уход Шарета, который «не был настроен на конфликт с Советским Союзом».

Когда рассматривались обстоятельства провала, Пинхас Лавон попытался свалить вину за провал операции на генерального секретаря министерства обороны Шимона Переса, однако ему не поверили. Год спустя Аври Элад был уличен в передаче египтянам шифрованных писем, и в Моссаде пришли к выводу, что он сдал остальных участников операции. Служебное расследование 1960 года показало, что Лавон действительно был не тем лицом, которое авторизовало операцию «Сусанна».

Итак, сложная операция (она же включала в себя и возбуждение массовых волнений) состояла в том, чтобы убедить Лондон и Вашингтон в необходимости сохранения «статус кво» на Суэцком канале. Сюжет действительно сильно перекликается с играми времен поздней Османской империи. И этот сюжет, где «БМ» должна была стать жертвой навета, лишний раз доказывает, что упрощенная схема «аль-Афгани–Абдо–аль-Банна» не в большей степени характеризует массовое социальное движение «БМ», чем схема «Парвус–Троцкий–Ленин» – сталинскую ВКПб.

К Бен-Гуриону у Москвы особые претензии: в 1949 году он «похоронил» – при американской теневой поддержке – сталинский проект просоветского Израиля. А в 1956 году Франция (в связи с ситуацией в Алжире, где Бен Беллу поддерживает Насер) и Англия приглашают Бен Гуриона на тайную встречу в Севре, где договариваются о совместном нападении на Египет. Происходит это после того, как Насер в июле 1956 года объявляет о национализации Суэцкого канала и одновременно запрещает пропускать по нему израильские суда.

В популярных биографиях Насера для широкой аудитории – и отечественных, и американских – затушевывается как период прогерманской ориентации Насера, так и сюжет с «Сусанной». Это консенсус умолчания делает логику событий 1956–1973 годов непонятной для широкой аудитории, а пустота легко заполняется конъюнктурным суррогатом. Например, мифом «“БМ”=нацизм». Добросовестные конспирологи, подхватывая этот миф, в лучшем варианте «приумножают сущности», в худшем – упускают тот момент в середине ХХ века, когда мальтузианские задачи начинают решаться не военными, а наоборот, более изощренными «ненасильственными» средствами – и как раз тогда традиционные (монотеистические) вероучения и церкви становятся объектом дискредитации и субверсии.

СССР и США солидарно «гасят» первую войну за Суэц. У каждой стороны своя мотивация. К этому времени Насер уже покупает оружие у стран соцлагеря, а свой проект развития называет «арабским социализмом». При этом в тогдашней борьбе за мир у советской стороны обнаруживается союзник в Лондоне – граф Бертран Рассел, один из инициаторов Пагуошского движения. Граф-мальтузианец привлекает симпатии Хрущева как воинствующий атеист, а также защитник Палестины от израильских оккупантов.

Симпатии Хрущева наивны и безответны: граф – не только антисталинист, но и идеологический оппонент любой сильной государственной власти. Поэтому еще с середины 1950-х он поддерживает «БМ». Конспиролог Дж. Коулман трактует этот факт в контексте целеполагания МИ-6, однако доходит до несвойственных ему философских обобщений: он прямо связывает поддержку «БМ» со стороны Рассела мальтузианским намерением «удержать египетское общество в архаическом состоянии».

Между тем Насер продолжает подвергать «БМ» – как английских агентов и саботажников, которые мешают осуществлению его националистической индустриальной программы – массовым репрессиям, и находит полное понимание со стороны хрущевского СССР. Это вполне устраивает Эйзенхауэра, хорошо знающего все слабости нового советского руководства. Атеистическая зацикленность Хрущева – первоисточник всей последующей политики Вашингтона по использованию исламского пафоса против коммунистической системы.

В это время Саиду Рамадану, ангажированному Эйзенхауэром, открывается «зеленый свет» в Европе: он учреждает Германское исламское общество (GID), а затем Всемирную мусульманскую лигу с участием членов саудовской королевской семьи. Идеологические разногласия между ваххабитами и «обновленцами» отходят на второй план.

В 1958 году Насер сталкивается с противодействием части сирийского руководства созданию Объединенной Арабской республики: бунтует «прокоммунистический» глава генштаба Сирии Афиф аль-Бизри. Спустя месяц Насер разоблачает заговор короля Сауда с целью убийства. И тут происходит удивительная для монархии передвижка: Сауда смещает принц Фейсал, «известный панисламистскими взглядами», с которым Насер находит общий язык.

В 1964 году Насер угрожает Израилю военным возмездием, повод – проект отвода вод из реки Иордан в Негев. Но делает ставку не на арабский (но просоветский) ФАТХ, а на Арабское националистическое движение во главе с арабом-христианином Жоржем Хабашем. Ведь в этом году он избран председателем Движения неприсоединения, которое создавали «пацифисты» из круга Рассела. Образцом для него служит Тито. Закономерно, что в том же 1964 году тысячи членов «БМ» амнистируются.

В 1967 году Насер задумывает возмездие Израилю, советский премьер Косыгин тщетно пытается его остановить. Блиц-война оборачивается блиц-разгромом. Поражение дискредитирует в глазах народа «социалистический проект Насера с египетским лицом».

Однако отдельная группа в рамках «БМ» в канун кампании подвергается особо жестким репрессиям. Ее представляет Саид Кутб, бывший член руководящего бюро «БМ», публицист, автор революционной книги «Вехи на пути», где в образ зла включается и Запад, и Восток, и «деградировавшие» режимы арабских стран, в том числе монархий (а с Эр-Риядом, недавно идеологически чуждым, у Насера как раз нормализуются отношения).

Саид Кутб казнен 29 августа 1966 года, ее персонально исполнил будущий вице-президент, а затем президент Анвар Садат.

Муршид (глава) «БМ» Хассан Исмаил аль-Худайби вроде бы еще недавно сочувствовал Кутбу, однако осуждает его в работе «Ду’ат ла кудат» («Молящиеся – не судьи»). Чтобы порицать шахида (в глазах населения), нужны серьезные основания. Страх перед репрессиями? Нет, для большинства «БМ» они закончились. С чем спорит муршид Худайби, и что его не устраивает в писаниях Кутба? Его не устраивает развитие Кутбом концепции «джахилийя» (разложение), а точнее – то, что она распространяется не только на западный мир, но и на арабский, и оправдывает войну одних мусульман с другими. Позиции Насера и Худайби сходятся.

Автором концепции «джахилийя», которая не вписывается в это взаимопонимание, является не Кутб, она пришла извне. Ее автор – пакистанский публицист и политик Абудь Али Мавдуди, оппонент Ага Хана II и Джинны в спорах о будущем Индии (противник раздела), а позже – основатель пакистанской партии «Исламский джамаат».

В том, что диагноз разложения исламского духовенства был поставлен ребром именно в Пакистане, не было ничего удивительного. Разделу Индии предшествовала многодесятилетняя «просвещенческая» деятельность британцев, предопределяющая не только создание территориальных «бомб замедленного действия», но и искусственный отбор в интеллектуальной среде и духовенстве для обеспечения последующей управляемости бывших колоний. Здесь роль Афгани играет другой перс-мистик – Мирза Гулам Ахмед, искренне считающий себя новым Мессией. Созданная им неоцерковь Ахмадийя, как и бахаистское сообщество, «корректирует» все авраамические религии (Гулам Ахмед, например, утверждал, что Христос повисел на кресте четыре часа, а потом отправился в Индию искать потерянные племена Израиля, а второе его пришествие состоится в Дамаске). Гулам Ахмед вместе с сэром Саидом Ахмед Ханом под маской пантеистического неомессианского пацифизма готовит раздел Индии, а спустя полвека представитель его «церкви» Мухаммед Зафарулла Хан буквально под диктовку лорда Линлитгоу составляет проект границ двух доминионов. «Зафарулла по моей инструкции написал меморандум о двух доминионах. Он только боится, как бы не прослышали о его авторстве», – снисходительно вспоминал лорд. Если первым резидентом Пакистана становится исмаилит Джинна, то первым главой МИД – сектант Зафарулла, отчитывающийся о каждом действии лорду Рэдклиффу.

Предпринятая Мавдуди яростная защита религиозных основ уже нового государства, которому грозило новое дробление, произвела впечатление на многих современников. Но Кутб кое-что добавил от себя: из своего путешествия в США он вынес не только вывод о полной моральной деградации Запада, который больше не вправе ничему учить ислам (это был один из главных его постулатов), но и влияние некоторых западных авторов. Выдающийся российский исламовед Е.А. Резван пишет (1994) о влиянии сэра Джулиана Хаксли на взгляды Кутба, вносящем в них евгенический элемент.

Собственный пересмотр Корана («Под сенью Корана») с выводом о том, что ключевые мекканские суры «отменяются» мединскими – отсюда оправдание войны любыми средствами на всем пространстве субъективно (произвольно) трактуемой территории «джахилийя», – не конъюнктурно, а идеологически неприемлем для большинства ихванов: аль-Банна этому не учил.

Максималистский, «неконструктивный» пафос Кутба, как и его выводы о цивилизационном превосходстве Ислама над Западом, по своим причинам неудобен Саиду Рамадану. Он хорошо знаком с Мавдуди, вместе с ним участвовал в учреждении Всемирной мусульманской лиги. Но партнерство с радикалами ему не к лицу.

Саид Рамадан, имеющий швейцарское гражданство, в 1973 году учреждает Исламский совет Европы. Эта структура будет курировать множество исламских культурных центров, наставляя мышление богословов на «модернистский», «просвещенческий», рационалистский путь в духе отцов-основателей ихванизма и в противовес «отсталому» традиционному духовенству. Это путь приспособления к западной реальности – или, как сейчас принято говорить, инклюзии. Родной брат аль-Банны, Гамаль, имеющий репутацию либерала и никогда не подвергавшийся преследованиям, всецело занят соответствующей интеллектуальной работой. Директором центра в Лондоне становится Салим Аззам, влиятельный бизнесмен и родственник первого генсека ЛАГ А.М. Аззама. Они занимаются подготовкой не революции, а концепции европейского мультикультурализма. Тот факт, что Салиму Аззаму в 1978 году доверяют руководство лондонского Исламского института оборонных технологий (!) – лишнее тому подтверждение.

В 1977 году шейх Юсеф аль-Карадави, ученик аль-Банны, считающийся уже в этот период духовным покровителем «БМ», однозначно отмежевывается от Кутба.

Это не значит, что Мавдуди и Кутб оказываются «за бортом» внимания мировых институтов и спецслужб. Они востребованы: этому благоприятствует политическая конъюнктура.

Мавдуди вдохновляет многих не только в суннизме, поскольку он – не панарабист. Он вдохновляет, в частности, аятоллу Хомейни. А затем на его влияние ссылается целый диапазон богословов – от сирийского радикала Салаха Сирийи до умеренного богослова Хуррама Мурада (1932–1996), который в 1978 году открывает в Лестере (Великобритания) офис Исламского общества.

Сам Мавдуди в тот же период оказывается на лечении в США, где умирает от болезни почек. При этом в Вашингтоне уже хорошо знают имена еще некоторых внимательных читателей книг Мавдуди и Кутба – Усамы бин Ладена и Абдуллы Аззама (как подчеркивает Хаим Купферберг, Абдулла Аззам – однофамилец, а не родственник египетской семьи Аззамов). В 1979 году они учреждают «Мактаб аль-хидамат» (Бюро содействия») – структуры найма добровольцев в Афганистан для противостояния советской интервенции.

Между тем кутбист Хуршид Ахмад, директор Исламского фонда в Лестере, становится министром экономики в новом пакистанском правительстве Зии уль Хака. С именем этого правителя в истории Пакистана связано два процесса – исламизация законодательства (из-за которой реформистским мыслителям приходится искать себе применения в университетах США) и… распространение наркомании. Одна тенденция не противоречила другой. В 1979 году, перед лицом вторжения СССР на афганскую территорию, Пакистан должен был стать «бастионом веры» на пути «атеистической агрессии». Идеи Мавдуди и Кутба были для этого самым удобным обоснованием.

Исламизация Пакистана была удобна и финансовым операторам. Зажигательная фразеология позволяла мобилизовать пассионариев на исполнение рискованных спецопераций, а жесткий авторитарный контроль над СМИ – противодействовать утечке информации о частных мотивах, которыми руководствовались посвященные лица. В том числе генералы Объединенной разведки Пакистана, губернатор Северо-Западной провинции Фазл Хак, протеже Зия уль-Хака, и их общий друг финансист Агахасан Абеди – основатель лондонского банка Bank of Credit and Commerce International (BCCI).

Радикалы-бессребренники были в цене и на ключевых маршрутах транзита наркотиков. Читатели Кутба дают о себе знать мятежами в иракском Курдистане. В это время Абдулла Аззам свободно путешествует по американским университетам, рассказывая байки о геройских подвигах муджахедов в борьбе с Советами и при этом называя главным героем войны Ахмада Шах Масуда. Он учреждает в восьми городах США центры «Аль-Кифа», через которые затем фиансируется 40% бюджета моджахедов, в особенности «северных командиров» – Масуда и Хекматиара.

Еще один кутбист, Айман Завахири, в 1979 году участвует в создании группы «Джихад» («Исламский джихад») в Египте, повод – «Кемп-дэвидский сговор». В октябре 1981 года эта группа убивает Анвара Садата.

«БМ» – вне подозрений: при Садате они окончательно выходят из опалы, получают официальную регистрацию, а в 1984 году даже проводят семь своих представителей в Национальное собрание.

На протяжении афганской кампании BCCI становится мощным финансовым институтом. Он приобретает в Женеве 85% акций Banque de Commerce et Placements (BCP), директором которого становится Альфред Хартман, член совета директоров N.M. Rothschild and Sons (Лондон), президент цюрихского Rothschild Bank AG и вице-председатель нью-йоркского InterMaritime Bank Брюса Раппапорта. Экспансии способствует высочайшая политическая поддержка. В американских энциклопедиях неловко, с оговорками, признается, что Агасану Абеди «по непонятным мотивам» (не материальным) лично покровительствовал президент США Джимми Картер. В то же время в Лондоне BCCI поддерживает премьер Джеймс Каллагэн. Супругой Усамы бин Ладена становится сестра владельца 20% акций BCCI Халеда бин Махфуза.

Праздник на улице BCCI заканчивается после того, как в 1988 году в соответствии с Женевскими соглашениями СССР обязуется вывести войска из Афганистана. Новым президентом Пакистана становится Беназир Бхутто – выпускница иезуитской школы, Гарварда и докторантуры Оксфорда, отца которой Зия уль-Хак повесил, а брата – отравил. Она разоблачает вовлеченных в наркобизнес чиновников и на всякий случай пишет книгу «Если меня убьют».

Обижена не только пакистанская ISI – обижены бин Ладен и Абдулла Аззам. В марте 1989 года, когда муджахедам не удается взять Джалалабад, Усама вместе с Абдуллой Ассамом обвиняют Вашингтон и Эр-Рияд в предательстве.

В ноябре 1989 года под Аззамом взрывается радиоуправляемая бомба, заложенная агентом иорданских спецслужб. Оторванная нога учредителя американской сети «Аль-Кифа» застревает в электропроводах. В память о нем в Лондоне открывается организация его имени, а в Палестине его имя запечатлевается в названии радикальной группировки, которая имеет манеру устраивать пальбу из самодельных ракет по израильской территории как раз накануне очередных переговоров по урегулированию.

В августе 1990 года Усама пытается выбить новый контракт. Он еще является влиятельным лицом: в Эр-Рияде его соглашаются принять король Фахд и принц Султан. Он требует денег на операцию по вооруженному свержению Саддама Хусейна.

СССР вывел войска из Афганистана, Чингиз Айтматов опубликовал трагический роман «Плаха» о распространении наркомании в Средней Азии, а представитель N.M. Rothschild and Sons вошел в совет директоров фонда «Интерприватизация» вместе с членом политбюро Аркадием Вольским (который затем будет официально принимать в России Садруддина Ага Хана). В начале 90-х даже американские католики-консерваторы, воспитанные на антикоммунизме, будут сочувствовать России, ограбленной (stripped) Брюсом Раппапортом.

Кутбисты, нанятые для афганской «операции истощения», рассчитывают на соответствующую долю глобального влияния, но их ставят на место. В феврале 1991 года США действительно инициируют операцию «Буря в пустыне», но бин Ладену отказывают в средствах, с ним не хотят иметь дело и члены его семьи. В июле того же года Банк Англии после серии звонков и телеграмм из Федерального резерва США отзывает лицензию у банка BCCI. «Крайним» делают зятя Усамы бин Ладена – Халеда бин Махфуза. Глава ЦРУ Роберт Гейтс называет BCCI, любимый банк Картера, не иначе как «банком проходимцев и преступников».

Обиженные окапываются в Хартуме. Решение об этом принято в Лондоне еще в 1989 году. Выпускник Школы права Лондонского университета Хассан ат-Тураби создает новую структуру, которая фигурирует в разных источниках то как «Исламский легион», то как «Вооруженное исламское движение». В апреле 1991 года в Хартуме созывается «Исламская арабская народная конференция», которая создает Народную интернациональную организацию (PIO) в качестве альтернативы Организации исламской конференции (OIC). Там же, в Судане, находит убежище бин Ладен.

При демократе Билле Клинтоне моджахеды «работают» в Алжире, Боснии, на Филиппинах, на Северном Кавказе. Дагестан завален адаптированными переводами книг Мавдуди и Кутба. В 1995 году PIO объявляет благим делом джихад в Ичкерии. Примерно ту же позицию занимает Андре Глюксман из левинасианского кружка Бернара-Анри Леви. Он даже получает орден Ичкерии вместе с Сергеем Адамовичем Ковалевым (в багаже которого – также премия от фонда Бертрана Рассела).

Лучшие времена Беназир Бхутто, когда она успешно лоббирует пакистанский ядерный проект, проходят. Ее правительство не справляется с экономическими проблемами, а поддержки Вашингтона в решающий момент она не получает. В 1993 году она уступила власть Навазу Шарифу, но ее оппонентам этого мало: в 1995 году на нее совершается покушение, а в 1996-м ее обвиняют в коррупции и принуждают в итоге к эмиграции.

Муджахедов (Масуда, Хекматиара и пр.) Беназир Бхутто называет «американским Франкенштейном». В то же время ей принадлежит решающая заслуга в укреплении власти талибов в Афганистане – в чем, как пишет ее биограф Стивен Колл, особенно отличился лояльный ей генерал-лейтенант Навиз Рана, которого она называла «нашим Георгием Жуковым». Талибы проводят массивные операции по уничтожению опиумных полей, что приводит к росту отпускных цен на героин и сокращению прибыли в экспортной цепочке.

В 1993 году в Кабуле сталкиваются интересы двух потенциальных инвесторов Туркмено-афгано-пакистано-индийского трубопровода (ТАПИ), одну из которых представляет аргентинская Bridas Corp, а другую – американская Unocal. Интересы Bridas лоббирует почетный консул Туркменистана в Израиле, президент Merhav Group Йосеф Майман. Выигрывает Unocal, оппоненты считают, что за ней стоит Halliburton Ричарда Чейни.

В том же 1993 году взрывается грузовик у одной из башен Всемирного торгового центра (ВТЦ) в Нью-Йорке, вина возлагается на кутбистов, а именно – на слепого шейха Омара абд аль-Рахмана, недавно проповедовавшего в Афганистане. Якобы именно слепой имам, а не ученики Абдуллы Аззама из его американских центров, вдохновил своими речами террористов. Вопрос о том, откуда вообще взялся шейх и кто его, слепого от рождения, возил в Кабул, остается за скобками. Несмотря на то, что Хосни Мубарак, весьма зависимый от Америки политик, прямым текстом говорит, что Омар – агент ЦРУ, что именно в этом качестве он был внедрен в радикальное студенчество Египта.

Но эта версия отторгается. Ведь Омар – тот самый проповедник, который в 1980 году инициировал объединение египетской «Гамаа исламийя» (в переводе – «Исламский джамаат», но название начала 1970-х не имеет отношения к Мавдуди) с более радикальной молодежной группой «Джихад» (после чего основатель и лидер «Гамаа». Салах Хашем, вышел из организации), а также подписал фетву о физическом уничтожении Анвара Садата, которая спустя год была исполнена. Не придается значения и свидетельству бывшего израильского разведчика Виктора Островского о том, что один из исполнителей, палестинец Ахмад Ажаж, был осведомителем «Моссада». Зато ФБР фиксируется на двух других уликах: еще один исполнитель, Эльсаид Носайр, проходил по делу радикального раввина Меира Кахане (хотя суд не признал его участником убийства, вменив только хранение оружия!), а другой, Абдулбасет Махмуд Абдул Карим, гражданин Кувейта, прибыл в США с фальшивым иракским паспортом на имя Рамзи Юсефа. Иракский паспорт! Долгожданное свидетельство причастности Саддама Хусейна к терроризму в США!

За дополнительными уликами против Абдул Карима глава ЦРУ Джеймс Вулси отправится в Лондон. Потом эксперты будут со смехом рассказывать, как Вулси пытался найти хоть какое-то свидетельство о том, что Абдул Карим, наполовину пакистанец, наполовину кувейтец, и Рамзи Юсеф из Ирака – не одно, а два разных лица.

В 1995 году подвергается обыску американский исламский фонд World Islam Studies Enteprise, его активы замораживаются по подозрению в финансировании палестинской организации «Исламский джихад» (повод – дело слепого шейха, хотя речь идет не о египетской организации). По этому же делу обыскивается офис фонда SAAR, поскольку один из его менеджеров, Сами аль-Ариан, также уличен в финансировании этой организации, но улик против него оказывается недостаточно. Однако в июле того же года ФБР торжествует: при въезде в США задержан соучредитель палестинской ХАМАС Муса Абу Марзук, который годом ранее произнес в ливанском эфире: «Смерть – это долг каждого мусульманина». Но не это главное: у него обнаруживают листок бумаги со списком американских исламских организаций. По совпадению как раз в том же году США включают ХАМАС в список террористических организаций. Марзука включают в перечень «особо обозначенных террористов», то в итоге выдают Иордании, а Иордания выдает его Сирии.

В 1997 году группа американских республиканцев и примкнувших к ним так называемых джексоновских демократов (поклонников Генри Джексона, соавтора поправки Джексона–Вэника) выступает с манифестом, критикующим Обаму за свертывание производства вооружений в момент, когда США находится перед лицом новых угроз. В тексте почти прямым текстом предсказывается «разрушительный удар» по Америке, а одновременно пропагандируется вторжение в Ирак. Впрочем, странное «предвидение» удара по Америке запечатлено уже в названии Центра превентивной политики, созданного в 1994 году в рамках Совета по международным отношениям.

В декабре 1999 года ФБР докладывает о том, что обнаружила в офисе исламского банка «Ат-Таква» на Багамах список владельцев акций этого банка из 700 человек. Список производил впечатление на обывателя: в нем были двое ближайших родственников бин Ладена, саудовские миллионеры, вышеупомянутый катарский шейх аль-Карадави, а также… убитый 50 лет назад Хасан аль-Банна. Хотя фальшивка шита белыми нитками, ход мысли понятен: в ближайшее время под тем или иным предлогом следует ожидать крупных конфискационных мероприятий. Именно в 1999 году схлопывается пузырь интернет-экономики первого поколения, и конфискация как метод «рихтовки» экономической политики вновь приобретает актуальность. Об этом могло свидетельствовать и пресловутое дело Bank of New York, и странная смерть банкира Эдмона Сафра, накануне уличенного в крупных реинвестициях теневых средств в Россию.

9 сентября 2001 года в Афганистане во время назначенной пресс-конференции гибнет Ахмад Шах Масуд, а спустя два дня в Нью-Йорке рушатся башни ВТЦ. Расплачивается Ирак (конфискация включает прямое разграбление Багдадского национального музея) и правительство талибов, а в США – те исламские организации, у которых есть что взять. Ситуация на наркорынке «нормализуется». Усама бин Ладен оказывается неуловим, и будет неуловим до своей физической кончины. Хозяевами ситуации становятся – ненадолго – неоконсерваторы: Чейни, Рамсфилд, Фейт, Вулфовиц. Объявляется “war on terror”. В Лондоне закрывается организация имени Абдуллы Аззама.

Беназир Бхутто будет убита незадолго до конца правления Буша-младшего – в переломном во многих отношениях 2007 году. Влияние Картера и его круга в Вашингтоне восстановится нескоро. Он занимается общественной деятельностью, эпизодически совершая поездки в Палестину, где является самым активным приверженцем идеи палестинского государства. Он избирается в состав международного совета Peres Fund for Peace, куда также входят Брюс Раппапорт, Йосеф Майман, президент Bridas Карло Булгерони, барон Эрик де Ротшильд (Франция) и сэр Ивлин де Ротшильд (Великобритания).

Слово «кутбист» в русскоязычном Word подчеркивается красным цветом. Не общепринятый, «непонятный» термин. А в западном исламоведении – общепринятый и понятный. Может быть, стоит ввести его и в отечественный, хотя бы экспертный оборот, чтобы не путаться в трех соснах? Ведь слишком очевидно, что речь идет не только о двух разных философских феноменах и геополитических ролях, но даже о разных лобби – хотя в отдельных местах они пересекаются.

Источник - www.globoscope.ru